Урсула Рютт - Слушается дело о человеке

Действительно, праздничный зал сиял в свете люстр. Отражаясь, преломляясь, дробясь, этот свет заливал изысканно накрытые праздничные столы. Негромкая музыка глушила мысли, как пушистый ковер. Глаза молодых дам сверкали, затмевая своим блеском драгоценности, сиявшие на плечах старух.

Если бы какой-нибудь прохожий, бредя по темной улице, случайно зашел в этот зал, он отпрянул бы ослепленный. Впрочем, строгие контролеры у входа не пропустили бы никого постороннего. Да, кроме того, и высокая цена на билеты служила достаточной гарантией безопасности гостей, от которых исходило благоухание аккуратности и порядка.

Необходимо упомянуть, что устроители празднества разослали бесплатные пригласительные билеты представителям самого высшего общества, которые должны были почтить своим присутствием бал — этот «гвоздь сезона». Здесь они могли поближе познакомиться друг с другом, засвидетельствовать свое уважение друзьям и почтительнейше выразить восхищение дамам.

Нежные и манящие, дамы горделиво, как фламинго, прогуливались среди черных фраков и белых жилетов. Мужчины, напоминая стаю пингвинов, стояли посреди зала. Пытаясь вести высокомудрую беседу, они вдыхали аромат, источаемый облаками нейлона и шелка, мелькавшими перед ними.

Действительно, дамы удивительным образом умели выйти из естественных границ, предоставленных им природой, и, обнажив много тайного, привлечь к себе все взоры, но все-таки не вызвать скандала. Да, здесь не было решительно никого, кто оказался бы в силах оторвать от них глаза и мысли. Особенно влекли к себе молоденькие дамочки — дерзкие дочки и юные супруги чиновников. Изобретательность их казалась прямо неиссякаемой, и поклонники слетались к ним, словно рой бабочек на огонь. У каждой из дам была прическа неповторимого цвета, а ногти и губы соответствующего оттенка. У мужчин просто головы закружились. Волей-неволей пришлось прервать беседу на высокие темы, и наконец страстные ритмы оркестра увлекли всех без исключения в свой бешеный водоворот.

Как странно устроены люди! Вот по улице идет человек, у которого чуть-чуть трясутся голова и рука, и все смотрят на него с отвращением. А между тем он нисколько не повинен в своих движениях. Зато стоит раздаться музыке, как все скопом начинают вихляться и трясти в такт животами и прочими частями тела и при этом смеются, словно припадочные, осыпают друг друга комплиментами и целуются в гардеробной под вешалкой.

Послышался шум подъехавшей машины. Шофер распахнул дверцы. Глава города вышел и поспешно — насколько разрешали объемы его тела — направился в зал. Его сопровождали два каких-то ничем не примечательных господина. Не успели они войти в вестибюль, как из глубины зала выступила тень. Черная, без единого белого пятна, она скользнула навстречу вошедшим и низко склонилась перед ними. При этом она с быстротой молнии втянула уродливые, правда еле заметные, рога, которые торчали у нее на голове. Из непроницаемых очков тени так и сыпались искры. Начальство, казалось, ей чрезвычайно обрадовалось. Оно вошло в зал и увлекло тень за собой.

Войдя в зал, тень немедленно превратилась в почтенного финансового контролера, в ослепительном белом жилете. Но он был не один.

— Разрешите представить — господин Фердинанд Ноймонд, — прошептал контролер начальству, подводя к нему изящного господина с весьма умным выражением лица.

— Очень приятно!

— Совершенно взаимно!

Начальство на секунду задумалось. Ну, конечно, это имя он уже слышал… в связи… — но нет, не может быть! Он, вероятно, попросту спутал имена. Кража бриллиантов произошла так давно. Он уже не помнил всех обстоятельств, и, конечно, не стоит отталкивать господина Ноймонда, который, очевидно, играет большую общественную роль.

В прекраснейшем расположении духа начальство проследовало дальше, сопровождаемое своими спутниками и господами Шартенпфулем и Ноймондом. За почетным столом его уже ждали наиболее именитые гости и их дамы.

Георг Шварц, который сидел опустив голову, сразу вскочил и усадил Георга Вайса рядом с собой. Вице-начальство, доктор Шнап, необычайно торжественный, что особенно подчеркивала хризантема у него в петлице, тоже немедленно поднялся им навстречу. Расфранченная супруга доктора Шнапа любезно протянула всем ручку и, не вставая с места, представила им своего доброго знакомого — агента по распространению фарфоровых изделий. Наконец все перезнакомились, уселись за стол и попытались завязать непринужденную беседу.

Вдруг у входа в зал началась какая-то суматоха. К счастью, заиграл оркестр, раздались звуки зажигательной музыки, всех охватило одно лишь желание — танцевать, танцевать, танцевать! Общее веселье заразило даже начальство, и оно умчалось, увлекая в вихре танца фрау Агнетхен. Тем временем господин Пауль-Эмиль Бакштейн закурил ароматнейшую сигару и отошел в сторону вместе с господином Альфредом Зойфертом.

Тут пианист — он же и дирижер — запел какую-то незнакомую песенку в микрофон. Тембр его гнусавого голоса просто сводил с ума дам. Оркестр подхватил веселую мелодию, воспламенившую решительно всех. Ноги словно сами собой взлетали на воздух, касались паркета, скрещивались, подпрыгивали, подскакивали и удваивали темп.

Наконец танец кончился. Глава магистрата, задыхаясь, уселся на место и осушил бокал.

В дверях снова начали перешептываться: шепот шел от стола к столу, шепталась уже треть зала.

Вдруг кто-то решительным шагом подошел к столу почетных гостей и склонился над начальством, а затем над вице-начальством. Оба господина побледнели. Раздался громкий голос:

— Час назад в полном расцвете сил скончался от удара главный врач центральной больницы, советник медицины профессор доктор Вайтман.

Он должен был присутствовать на вечере, но все думали, что его задерживают дела.

На эстраде появилось чрезвычайно юное создание в платье, еле прикрывавшем его тельце, и встало в позу, чтобы пропеть свои песенки.

— Я слышал, что он был не очень популярен, — сказал владелец ювелирного магазина Ноймонд, обращаясь к главе магистрата. — У него, кажется, были разногласия… Впрочем, у кого их не бывает. Дельный был человек.

Глава магистрата кивнул в знак согласия.

— Великие люди всегда непокладисты. Врач он был замечательный, но человек не в моем вкусе.

— О, безусловно! — рассмеялся господин Ноймонд. — А тощ был — как привидение. Мне говорили, что ему приходилось вечно сражаться. Ему без конца ставили палки в колеса. И оперировал он, не зная устали. Он просто надорвался.

Глава магистрата снова кивнул.

— Да, врач был замечательный. Нам будет его очень недоставать. Но что с ним случилось? Разрыв сердца? Кровоизлияние в мозг? Во цвете лет! Просто непостижимо.