Алексей Голуб - Перстень Матильды

Я надеюсь, что ты ответишь на мое письмо тайнописью и сообщишь свое мнение по затронутым вопросам. Слушаешь ли ты радио?

Крепко жму руку, Александр».

…Мы вспомнили людей, идущих на штурм Зимнего, опоясанных пулеметными лентами, с поднятой гранатой в руке и неистребимой верой в глазах. Людей, которые отдавали жизнь за революцию.

Но при чем здесь Алекс Липперт?

При всей фантазии мы никак не могли представить среди сражавшихся на баррикадах франкфуртского «коммивояжера». Нет, нет, образ революционера с Алексом Липпертом никак не вязался!

Вообразить его в этой роли было тем более невозможно, что истинное лицо организации, членом которой он представился, довольно хорошо известно. Так называемый Народно-трудовой союз (НТС), от имени которого выступал Алекс Липперт, — это кучка одряхлевших белоэмигрантов, власовцев и других военных преступников, бежавших на Запад и оказавшихся на службе у иностранных разведок. Он ничем не отличается от какого-нибудь пансиона благородных девиц, под вывеской которого скрыта диверсионная школа, или общества покровителей африканского племени замбу-мамбу, в стенах которого функционируют спецкурсы по повышению шпионской квалификации.

Это самый обыкновенный филиал американской разведки, дислоцированный во Франкфурте-на-Майне. Его кодовое название «Шуба». Соответствующие клички носят и главари этого филиала: «Шуба-1», «Шуба-2», «Шуба-3»… Но вместе с тем это все-таки союз. Союз типа пресловутого «союза рыжих», который всю жизнь занимается запрещенным промыслом.

Когда-то, на заре туманной юности, эта, с позволения сказать, организация, усвоив несколько фраз по-польски, служила разведке буржуазной Польши. Вслед за тем она работала на японскую разведку. Потом добывала сведения для итальянцев и даже получала деньги от англичан…

Словом, натерпелась, пока не сошлась с богатым американским дядюшкой из ЦРУ.

Частая смена хозяев, разумеется, не могла не наложить своего отпечатка. Поэтому теперь, когда члены этого «трудового союза» собираются вместе, разговор между ними выглядит примерно так:

— Аната сигарета кундаса! — начинает один.

— Вечно ты побираешься, пся крев! — отвечает другой.

— Дона уна цигарета! — канючит третий.

— Да пошли вы все к черту! — взрывается обладатель сигарет.

— О’кэй! — огорченно восклицают все хором и расходятся по местам.

Вот эта разноязыкая компания и пытается обзавестись агентурой в нашей стране. Из этой затеи чаще всего, разумеется, ничего не получается. Однако американский дядюшка не намерен заниматься филантропией. Он хочет знать, за что платит деньги.

Для того чтобы перед ним отчитаться, приходится ловчить. Стряпать сенсации из критических заметок в районных газетах, добывать адреса и фамилии из телефонных справочников, заводить переписку под видом собирателей почтовых миниатюр и нумизматов…

Действовать приходится на авось. А вдруг кто-нибудь да клюнет. В данном случае объектом такой обработки оказались мы.

Господин Липперт совал свой нос во все дырки, нисколько не задумываясь над тем, что его могут прищемить. Бесшабашное обращение со своим собственным носом было достойно удивления. Красный и мясистый отросток, украшавший физиономию какого-нибудь агента 375–240, а может быть, 240–375, соблазнительно маячил перед нами. За него было удобно ухватиться. Не воспользоваться этой возможностью мы не могли.

…В тот же день курьер Таня опустила в почтовый ящик адресованное во Франкфурт-на-Майне ответное послание.

До сих пор вся наша переписка с Франкфуртом-на-Майне носила ни к чему не обязывающий характер. Однако там каждое наше письмо являлось предметом пристального внимания и тщательного изучения.

На первом этапе его глубоко анализировал специалист, который пытался в тексте или между строк обнаружить какие-нибудь обнадеживающие намеки. Затем письмо передавалось одному греку, выдававшему себя за индийского астролога-графолога. Тот с помощью астрологических тайн проводил графологическую экспертизу, определяя перспективность работы с адресатом.

Неизвестно, кто именно дал благоприятное заключение, то ли специалист по намекам, то ли грек-астролог, но так или иначе агент, скрывавшийся под кличкой Алекс Липперт, решил, что игру в прятки можно кончать.

Отправив нам письмо с тайнописным текстом, он теперь с нетерпением ожидал результатов предпринятой акции. Его человек ежедневно проверял почтовый ящик на Центральном франкфуртском почтамте, куда поступала конспиративная почта «Шубы».

Наконец настал день, когда почтальон «Шубы» обнаружил в почтовом ящике долгожданное письмо. Торопливо сунув конверт в плоский металлический сейф-портфель, он быстро зашагал к автобусной остановке.

Путь почтальона лежал на окраину Франкфурта, в Зоссенхайм. Здесь в укромном местечке за высокой оградой возвышалось несколько невзрачных строений, торчали мачты радиостанции. По ту сторону глухих ворот стояла сторожевая будка, около которой прогуливалась служебная овчарка.

Это и была штаб-квартира «Шубы».

В тот момент, когда посыльный с походным сейфом, миновав проходную, ступил на огороженную территорию, там как раз царил революционный подъем. Сигналом к этому событию послужил телефонный звонок некой Натальи Ивановны Кунгурцевой (Трубициной) из франкфуртского центра американской разведки, официально именующего себя «Обществом американских друзей русской свободы».

— Тут для вас кое-что прибыло, — сообщила Кунгурцева. — Присылайте людей и автомашину…

Теперь эта автомашина стояла посреди двора. Над ней во весь рост возвышался один из активных революционеров по фамилии Матюков и по кличке Куркуль. Остальные, облепив машину со всех сторон, ему жадно внимали.

— Господа революционеры! — провозглашал Куркуль с высоты своего положения. — В адрес нашей организации поступили из Америки консервы мясные, сыр в банках и кое-что из одежонки!..

Посылка из-за океана в жизни революционно настроенных обитателей Зоссенхайма событие не такое уж и частое, и при дележке, как правило, возникали нежелательные инциденты, грозившие расколоть революционные силы на несколько непримиримых лагерей. Поэтому идеолог этой организации некто Поремский разработал специальную «молекулярную теорию». По этой теории всех обитателей резиденции разделили на группы из трех-четырех человек — «молекулы». Во главе каждой «молекулы» поставили старосту, которого здесь на немецкий манер окрестили фюрером.

Содержимое посылок между «молекулами» делили поровну, по принципу солидарности, отчего обитатели Зоссенхайма стали именовать себя солидаристами. После этого окрыленный успехом идеолог пошел дальше. Опыт Зоссенхайма он решил перенести на целые страны и народы и теперь носился с идеей создания солидаристического государства с «молекулами» и «фюрерами».