Алексей Голуб - Перстень Матильды

— Я слушаю!.. Да, это я, Матильда!

Матильда — это было интимное имя «Шубы-1», которое, как и номер стоявшего в розовой спальне телефона, знали далеко не многие. Так его называли только очень близкие друзья, которых Романов не любил особенно афишировать. Среди них был даже один американский генерал, который однажды в память о своем визите преподнес хозяину дома изящный перстень с редким голубым камушком. И хотя перстень был дамский, Жура так дорожил вниманием высокопоставленного янки, что никогда не расставался с этим украшением и постоянно носил его на среднем пальце.

Рождественский вечер Матильда проводил в обществе своего ближайшего сподвижника по солидаризму Александра Артемова (Зайцева). Предоставив гостя на некоторое время самому себе, Матильда порхал по квартире, позвякивая рюмочками и столовыми принадлежностями. Из кухни доносился аромат жареного гуся с яблоками, собственноручно приготовленного Матильдой.

Через некоторое время Матильда выкатил сервированный на двоих столик на колесиках, в центре которого возвышалось серебряное ведерко с торчавшей из него бутылкой настоящего французского шампанского.

Интимный ужин был внезапно прерван резким звонком в передней. Романов на цыпочках подошел к двери и посмотрел в глазок. На лестничной площадке стояли взъерошенные Поремский, Околович и Ширинкина.

— Кто там? — не доверяя собственным глазам, спросил Романов.

— Мы, — послышался в ответ голос Поремского.

Романов лихорадочно сорвал с себя шелковый халатик и, поспешно стирая с губ помаду, принялся натягивать первый попавшийся под руки пиджак.

— Пароль? — стараясь оттянуть время, потребовал он.

— Здесь проживает фрау Шмит? — прошептал в замочную скважину Околович.

— Фрау Шмит переехала в соседний дом, — ответил Романов, — но здесь осталась ее племянница… Входите.

Увидев на лице Романова следы губной помады, Ширинкина не преминула пустить шпильку.

— О, простите! — воскликнула она. — У вас, кажется, дама?

Не ожидавший встречи со своими собратьями Зайцев заметался по комнате в поисках убежища. Но было уже поздно.

— Мы… тут как раз с Александром Николаевичем кое-что обсуждали, — неуверенно попытался объяснить присутствие Артемова Романов. — Так что вы как раз кстати…

Поремский и Околович, перебивая друг друга, рассказали о загадочном происшествии, случившемся в разгар бала в ресторане «Мазурка».

То, что исчез именно Скорина, Матильду ошеломило. Если уж на то пошло, то объектом похищения должен был стать он — «Шуба-1». Не исключено, что внимание к себе мог привлечь и старый служака «Интеллидженс сервис» Околович. На худой конец похитители могли остановить свой выбор на «главном идеологе».

Но жалкий, ничтожный Скорина! Это было не только необъяснимо, но в какой-то мере даже обидно!

Рядовой солидарист Скорина считался самым неквалифицированным сотрудником и использовался для мелких поручений. Он не только не имел постоянного угла, но даже постельных принадлежностей и собственной подушки. Единственным принадлежащим ему имуществом было хорошо отполированное полено, которое он, ложась спать, клал под голову.

И вдруг человек, на которого все давно махнули рукой, похищен!

— Похищение я исключаю! — убежденно сказала Ширинкина. — А вот то, что этот тип был к нам инфильтрован и теперь сбежал, вполне может быть!

Надо было немедленно ехать в Зоссенхайм, чтобы на месте произвести тщательное расследование. Романов взял из ящика письменного стола браунинг и, поставив его на предохранитель, сунул в задний карман. Околович вынул из кармашка металлическую коробочку с ампулами и протянул одну из них Поремскому:

— Возьмите на всякий случай!

— Нет, нет, — побледнел Поремский, — оставьте лучше для себя…

Когда главари «Шубы» прибыли в лагерь, там все уже крепко спали. Романов приказал вахтеру немедленно поднять дружка Скорины — Чикарлеева. Но сделать это оказалось не так-то просто. Вдребезги пьяный солидарист что-то нечленораздельно мычал и отпихивал вахтера ногами.

Потерявшие терпение представители администрации вынуждены были сами отправиться в казарму. Романов подошел к спящему Чикарлееву и своей холеной рукой довольно резко похлопал его по щеке.

— Солидарист Чикарлеев, встаньте!

Привести Чикарлеева в чувство удалось только с помощью ведра холодной воды. Но ничего полезного об исчезновении Скорины он сказать не мог. По его словам, Скорина все эти дни был спокоен и не высказывал за свою судьбу никаких опасений.

Кроме Чикарлеева, у исчезнувшего солидариста во Франкфурте был еще один человек, с которым он знался, — горничная Гертруда из небольшого отеля в Бад-Гомбурге.

Через несколько минут черный «мерседес» Романова, сопровождаемый стареньким, дребезжащим «фольксвагеном», в котором сидели разбуженные по тревоге телохранители, уже мчался по дороге в Бад-Гомбург.

В жилище Гертруды ночные гости ввалились бесцеремонно вместе со своими телохранителями.

Полусонная горничная, застенчиво перебирая пуговки на своем ночном халатике, стала уверять, что никаких солидаристов никогда не знала и знать не желает. Если же господа имеют в виду того русского, который выдает себя за часового мастера, то она не видела его уже больше трех недель.

Вся компания направилась к выходу. Но, перед тем как распрощаться с Гертрудой, кадровый служака английской разведки Околович подошел к кровати и как бы невзначай потянул за край перины. Перина сползла на пол, и взору присутствующих предстал свернувшийся калачиком сладко спящий Скорина.

— В чем дело? — недовольно забормотал Скорина. — Где это я?

Прямо из теплой постели Скорина был доставлен в Зоссенхайм и за нарушение дисциплины водворен на пятнадцать суток в холодный карцер.

Перина сползла на пол, и взору присутствующих предстал свернувшийся калачиком сладко спящий Скорина.

Положив под голову свое отполированное полено, рядовой Скорина продолжил прерванный сон.

Эта акция началась в 18 часов 10 минут московского времени, в стеклянном вестибюле первого этажа дома № 14 по Бумажному проезду. В перечне заданий мадам Ары она значилась под номером четыре и была сформулирована следующим образом:

«Провести всенародный референдум о государственном переустройстве в СССР (парламентарная республика или конституционная монархия)».

Перед тем как приступить к этой акции, ей надо было дать кодовое название. Перебрав 189 наименований — от священной Брамапутры до солнцеликого Аменхотепа, мы так ни на чем и не остановились. Одни казались нам эффектными, но недостаточно загадочными. Другие — загадочными, но не особенно эффектными.