Дэвид Лоуренс - Избранные произведения в 5 томах. Книга 2: Флейта Аарона. Рассказы

После ужина все трое сидели, беседуя, вокруг кухонного очага.

— Что вы думаете о предстоящих мировых событиях? — спросил Лилли Джима, собираясь начать длинный разговор.

— Что я думаю? Я жду великих потрясений.

— Откуда?

— Посмотрите на Ирландию, понаблюдайте Японию, — ведь это два полюса, через которые проходит теперь ось мира, — глубокомысленно изрек Джим.

— Я скорее назвал бы Россию и Америку, — возразил Лилли.

— Россия и Америка? — презрительно поморщился Джим. — Это совершенно ошибочно. Политика той и другой находится в зависимости от событий в Ирландии и Японии. Я знаю. Мне было откровение.

— Не понимаю, как это может быть.

— Я тоже не понимаю. Но говорю вам, что мне было откровение.

— Что за откровение? — начал раздражаться Лилли.

— Не могу описать его, но суть дела я вам сказал.

— Что же вы думаете о японцах?

— Я полагаю, что спасение мира придет от них, — торжественно изрек Джим.

— Покорно благодарю за такое спасение, — проворчал Лилли. — Я готов видеть в японцах все, что вам угодно, только не благодетельных ангелов.

— А на меня японцы производят чарующее впечатление, — сказал Джим. — В их движениях столько быстроты и силы…

— А презанятно было бы иметь японца любовника, — рискованно пошутила Тэнни.

— Согласен с вами, — повернулся к ней Джим и посмотрел на нее прищуренными глазами.

— Вероятно, вы так же, как и я, ненавидите среднего нормального англичанина? — спросила его Тэнни.

— Ненавижу, глубоко ненавижу! — с жаром подтвердил Джим.

— У них и добродетели какие-то животные, — продолжала она. — Я убеждена, что на самом деле нет на земле более порочных людей, чем средний уравновешенный англичанин.

Разговор оборвался. Джим осушил все пивные бутылки, а хозяева собирались идти спать. Гость был чуть-чуть навеселе. Он попросил, чтобы ему дали с собой в комнату хлеба и сыра. Но сыра в доме не оказалось.

На другое утро, за кофе, Лилли с недоумением и чувством брезгливости следил за той жадностью, с какой Джим поглощал пищу.

— Почему вы едите так много хлеба? — не смог удержать Лилли раздраженного вопроса.

— Я наверстываю потерянное во время этой проклятой войны, — спокойно ответил Джим.

— Но такое количество хлеба мало питательно и только загружает желудок.

— Я пришел к выводу, что желудок никогда не должен быть пуст. Давайте ему непрерывно занятие, чтобы он не раздражал вам нервы, — философским тоном заявил Джим.

— Нельзя же ходить с вечно набитым желудком, — брезгливо поморщившись, возразил Лилли.

— Можно и необходимо, мои милые. Когда у меня в желудке пусто, я теряю жизненную энергию. У меня пропадает охота жить. Я не выношу пустоты внутри себя.

Разговор перешел на обсуждение будущности мира.

— Я считаю, — говорил Джим, — что христианство — это величайшая вещь, созданная человечеством в прошлом, и останется таковой на веки веков.

— Надеюсь, однако, вы не рассчитываете, что и распинать людей будут до конца веков? — сказал Лилли.

— Почему же нет, если это окажется спасительным?

— С меня довольно того, что было.

— Разве вы не думаете, что любовь и самопожертвование — лучшее, что есть в жизни? — торжественно произнес Джим.

— Но ведь невозможно приносить себя в жертву отвлеченности, — заметила Тэнни.

— Напротив, вполне возможно. В этом весь смысл и вся красота поступка. Кто олицетворяет собою отвлеченный принцип — это совершенно неважно. Христос — это именно олицетворение любви.

— А мне ваша любовь и ваш Христос просто ненавистны, — резко сказал Лилли. — Для меня это нечто совершенно отвратительное.

— Лучшее, что произвел мир! — повторил Джим.

— Глубочайшая ошибка! Разве вы не замечаете, что на самом деле вы поклоняетесь Иуде? Иуда — вот наш подлинный герой. Должны же вы, наконец, откровенно признать это.

— Иуда — это глубочайшая фигура истории. Надо было пройти двум тысячелетиям, чтобы люди начали понимать его, — сказал Джим, набивая рот хлебом и вареньем.

— Предатель есть предатель. Что тут еще понимать?

— А я говорю, что величайшее, что произвел мир во все прошлые и на все будущие века, это Христос и Иуда, — твердил Джим.

— Как на чей вкус! — сердито оборвал Лилли.

Стояло прелестное утро начала марта. Уже расцвели фиалки и раскрылись первые полевые анемоны. Солнце пригревало по-настоящему. Хозяева и гость собирались на прогулку. Но Лилли начал уже страдать от присутствия Джима.

— Хорошо тут у вас, — благодушно сказал Джим. — Можно мне пробыть у вас до субботы?

Наступило неловкое молчание. Лилли чувствовал, как в нем что-то вскипает, чего он не в силах сдержать. Что делать? Вдруг, неожиданно для самого себя, он поднял глаза на Джима и, глядя на него в упор, внятно произнес:

— Я думаю, что вам лучше уехать завтра.

Тэнни замерла от смущения.

— А что у нас завтра? — как ни в чем не бывало спросил Джим.

— Четверг, — сказал Лилли.

— Четверг, — повторил Джим в раздумьи. — А что, если до пятницы?

— Советую ехать в четверг, — с прежней настойчивостью сказал Лилли.

— Послушай, Раудон… — попробовала остановить мужа изумленная Тэнни.

— А теперь не пойти ли нам погулять? — предложил Лилли, чтобы сгладить неловкость положения.

Весеннее солнце манило на волю. Предложение было принято. Но прогулка по лесу прошла в довольно напряженном настроении.

Между Джимом и Тэнни чувствовалось сближение, которое раздражало Лилли.

По возвращении нашли дома телеграмму на имя Джима. Он показал ее хозяевам. На бланке значилось: «Хочу встретить вас на обратном пути, проведем время вместе. Лоис».

Тэнни непременно пожелала узнать, кто такая Лоис. Лоис была, по словам Джима, прелестная девушка из довольно состоятельной семьи. Родители ее принадлежали к среднему классу. Сама она была актрисой и, по уверению Джима, готова была для него на все.

— Я протелеграфирую ей, что мы встретимся с ней завтра, — решил Джим. — Где бы назначить ей свидание?

Лилли принес карту, и все сообща наметили железнодорожную станцию и время, где должно произойти это загородное свидание Джима с Лоис. Оттуда счастливая парочка совершит пешую прогулку вдоль долины Темзы и сможет переночевать в Мэрлоу или где-нибудь там поблизости. Джим составил телеграмму, и Лилли еще раз повел его на телеграф. Они вернулись домой к чаю.

После ужина уселись вокруг огня для вечерней беседы. Лилли сел на низком стуле, прямо против очага. Джим и Тэнни — в креслах по обе стороны от него.

— Как сладко вам будет завтра идти с Лоис вдоль Темзы, — сентиментально протянула Тэнни.

— Черт возьми, — желчно отозвался Лилли. — Отчего это он не может погулять один, а нужно непременно, чтобы тут была женщина, которая держала бы его руку в своей!