Дэвид Лоуренс - Избранные произведения в 5 томах. Книга 2: Флейта Аарона. Рассказы

— Моя семья обеспечена на несколько лет.

— Ах, вот как! Неужели?

Старик заставил Аарона подробно рассказать ему о своих денежных обстоятельствах и о том, что он оставил в Англии довольно крупную сумму денег, которые должны были регулярно выплачиваться его жене, а себе оставил лишь очень скромную цифру.

— Я вижу, что вы, как Лилли рассчитываете на провидение, — сказал сэр Уильям.

— Хотите — называйте это провидением, хотите — судьбой, — ответил Аарон.

— Лилли называет это провидением, — сказал сэр Уильям. — Что касается меня, то я всегда советую, помимо провидения, иметь еще текущий счет в банке. Я крепко верю в провидение плюс текущий счет, но провидение без текущего счета, по моим наблюдениям, — очень неверная штука. Мы с Лилли много спорили на эту тему. Надейтесь на провидение, когда вы предварительно обеспечили свое существование, но я считал бы просто губительным надеяться на него прежде, чем это достигнуто. На провидение никогда нельзя положиться с уверенностью!

— А на что в мире можно положиться с уверенностью? — спросил Аарон.

— При некоторой скромности человек может считать, что с него достаточно небольшой, но определенной суммы, которую он может заработать. Надо только, чтобы человек имел уверенность, что у него хватит способностей на это.

— Может быть, и у Лилли есть эта уверенность в своих способностях?

— Нет. Это совсем не то, потому что он никогда не станет работать непосредственно ради денег. Он работает, — и говорят очень недурно, но лишь постольку, поскольку им движет творческий импульс и никогда не оглядываясь на рынок. Я же называю это — искушать провидение. Допустим, что его творческий дух поведет его в сторону противоположную, — что тогда останется от Лилли? Я говорил ему все это, и не раз.

— Его дух ведет его обычно именно в противоположную сторону, но он кое-как лавирует.

— Но ведь это значит — всегда находиться в опасности, всегда рисковать, — сказал старик. — Все существование его и его жены зиждется на чрезвычайно шатком основании. В молодости мой темперамент часто побуждал меня делать вещи, которые легко могли бы привести нас с женой к голодной смерти. Но я вовремя спохватился, взял свой темперамент в руки и заставил его идти по тому пути, по которому идет человечество. Я взнуздал его и принудил к производительному труду. Теперь я пожинаю плоды.

— Да, — сказал Аарон, — но у каждого человека свое особое призвание.

— Я никак не могу понять, — продолжал сэр Уильям, — как может человек надеяться на провидение, если он сам не прилагает своих усилий к добыванию себе хлеба насущного и не откладывает денег на будущее. Вот что такое для меня провидение, которому можно верить: кругленькая сумма, прикопленная на черный день для себя и своей семьи. Вы же с Лилли утверждаете, что верите в провидение, которое избавляет вас от всего этого. Признаюсь, я этого не в состоянии понять, и Лилли ни разу не удалось убедить меня в своей правоте.

— Я вовсе не верю в великодушное провидение, — сказал Аарон, — и не думаю, чтобы и Лилли верил в него. Но я верю в счастливый случай. Я верю, что, если я буду идти своим путем, не придерживаясь никакой определенной службы, случай будет достаточно щедр, и я смогу просуществовать на то, что он мне бросит.

— Но на чем вы строите такую необоснованную надежду?

— Я просто так чувствую.

— А если на вашу долю никогда не выпадет успеха и некуда будет податься?

— Я примусь за какую-нибудь работу.

— А если вы, например, заболеете?

— Лягу в больницу или умру.

— Избави Бог! Во всяком случае вы, мой дорогой, последовательнее и логичнее, чем Лилли. Он, как будто, убежден, что некая незримая сила — назовем ее, если хотите, провидением — всегда на его стороне, никогда его не покинет и не даст ему упасть, даже если он не будет работать. В сущности, я не совсем понимаю, в чем заключается его работа. Он, несомненно, принадлежит к людям, которые в большей мере расточают на ветер свои силы и свой талант. Но он почему-то называет это подлинной, живой деятельностью и с презрением относится к той конкретной работе, при помощи которой люди обеспечивают будущее своих семей. В конце концов ему придется прибегнуть к благотворительности. Когда я ему это говорю, он отвергает это и утверждает, что, наоборот, — кончится тем, что мы, деловые люди, люди, обладающие сбережениями, принуждены будем прибегнуть к нему. Все, что я могу на это сказать, это то, что, судя по тому, как дело обстоит сейчас, гораздо больше вероятно, что ему придется обратиться за помощью ко мне, чем мне к нему!

Старик откинулся на своем стуле и засмеялся коротким, торжествующим смехом. Однако, смех этот прозвучал в ушах Аарона почти демонически, и в первый раз в своей жизни он понял, что бывают случаи, когда необходимо определенно стать на чью-нибудь сторону.

— Я не думаю, чтобы Лилли очутился когда-нибудь в большой нужде, — сказал он.

— Погодите! Он пока еще молод. Вы оба еще молоды и проматываете свою юность, а я — старик и ясно вижу, чем это кончится.

— Чем же, сэр Уильям?

— Милостыней, нищетой и какой-нибудь, далеко не соответствующей вашим способностям, работой из-за куска хлеба. Нет, нет! Я бы не доверился ни провидению, ни случаю. Впрочем, я признаю, что ваш случай надежнее и прочнее провидения Лилли. Вы спекулируете своей жизнью и талантом. Я люблю натуры прирожденных спекулянтов. В конце концов, вы с вашей флейтой так же спекулируете на пристрастии людей к роскоши, как другие дельцы спекулируют на том же, строя театры или рестораны. Вы — спекулянт. Я никак не могу уловить, в чем его сердцевина, что впрочем, не мешает мне восхищаться его умом.

Во время этого разговора старик пришел в сильное возбуждение, тогда как все остальные замолчали. Леди Фрэнкс было, видимо, не по себе. Она одна знала, как хрупок и невынослив был ее муж, — гораздо более хрупок и дряхл, чем полагалось бы в его годы. Она одна знала, как его мучил страх старости, страх смерти, страх перед небытием. Старость была для него агонией, хуже, чем агонией, — ужасом. Он жаждал быть молодым, чтобы жить, жить, а он был стар, и силы его убывали. Полная сил молодость Аарона и смелость Лилли очаровывали его, и вместе с тем оба они одним своим видом как бы разрушали ценность добытого им благосостояния и почета.

Леди Фрэнсис старалась ввести разговор в русло обыденной болтовни. Она видела, как ужасно скучал полковник и дамы. Артур был безразличен. Один только майор был заинтересован, благодаря философскому складу своего ума.

— Чего я не понимаю, — сказал он, — так это того места, какое занимают в вашей теории другие люди.

— Это не теория, — сказал Аарон.

— Все равно, в вашей манере жить. Разве это не крайне эгоистично — жениться на женщине и заставить ее жить на маленькие и неверные средства на том единственном основании, что вы верите в провидение или в случай, что по-моему, еще хуже… Вот я и не понимаю: почему же должны страдать другие? Что было бы, если бы все люди стали на эту точку зрения?