Аврора Гитри - Татуированные души

Нок качает головой, сжимает мои руки в ладонях. Ее глаза смотрят вдаль, теряясь в темном облаке воспоминаний. Я никогда не видел у старухи такого лица — лица, искаженного ужасом.

— Но ничего не помогало. Мы ругали ее, били, наказывали. Ей все время удавалось сбежать. Она продолжала… Она продолжала… — Старуха задыхается, приподнимается с матраса, с силой вцепляясь в мои руки. — Я пребывала в растерянности. Она втаптывала в грязь имя моего мужа, имя моих друзей, я должна была что-то сделать. И однажды, случайно, я услышала про колдунью Фья [51] Небо. .

Нок застывает. Ее глаза снова становятся неподвижными, светящимися. Пальцы выпускают мою руку. Она медленно вытягивается, словно обретя успокоение. Глядя на ее вновь ставшее бесстрастным лицо, я словно вижу голубоватую волну в ее глазах. Свет вечности возвращается.

— Фья жила в северной стороне леса, на бирманском берегу Меконга. По слухам, многие люди приходили к ней. Она знала свойства всех деревьев, всех растений, она могла предсказывать погоду. Говорили даже, что она знает язык звезд и проникает в тайны кармы. Я не сразу решилась обратиться к ней. Но дочь перешла все границы: она публично бесчестила своего супруга и его семью, путалась со всеми мужчинами в округе, и женатыми, и неженатыми, совершенно не занималась сыном, который рос без ее заботы. Родители ее мужа требовали развода, грозили оставить ребенка у себя. И я решила пересечь границу и встретиться с колдуньей. Если бы я знала, как она перевернет мою жизнь, я ни за что бы к ней не поехала.

Голос Нок срывается на оглушительный свист, от которого втягивается ее впалый живот. Сильнейший кашель сотрясает ее, приподнимая, а затем бросая на матрас. Можно подумать, что ей овладел один из бесов ее прошлого. Я просовываю руки под ее тело и похлопываю по спине, пытаясь прогнать бурю, бушующую в легких. Густая жидкость выступает на ее губах. Лицо становится бледным и сухим, как лица покойников, лежащих в храмах в сумерках. Пхра Джай вздрагивает и снова застывает в неподвижности. Мне кажется, что он старается не прерывать свои молитвы. Свечи начинают гаснуть. До этого момента последние лучи солнца проникали в комнату через щели и рассеивались по ней. Они сливались со слабым внутренним освещением и мешали лачуге погрузиться в темноту. Но теперь на улице наступила ночь, и скоро тусклого мерцания свечей будет недостаточно, чтобы видеть старуху.

Судороги колдуньи становятся более редкими, глаза открываются и смотрят в пустоту всякий раз, как из ее рта вытекает струйка крови. Я беру платок, чтобы вытереть ей губы, она сама, наверное, точно так же вытирала когда-то губы своих детей. Этот жест нас сближает. Ее неровное дыхание становится почти неслышным, в комнате воцаряется зловещая тишина. Я пользуюсь передышкой, иду на кухню и достаю новые свечи. Пхра Джай продолжает молиться, закрыв глаза и сжав руки, чтобы небеса лучше его услышали. Я стараюсь ступать неслышно, не желая нарушать его медитацию.

Открывая шкафчик под плиткой, я слышу далекое бурчание. Сначала я думаю, что этот звук издает старуха или вентилятор. Но тут же замечаю, что шум приближается и усиливается. Это тот самый привычный звук, который всегда вызывает у меня страх. Это шум мотора… мотоцикла, возвещающий о возвращении брата. Я выпрямляюсь. Надо бежать. Немедленно.

— Мальчик мой, прошу тебя, — сипит старуха за моей спиной. — Дай мне рассказать до конца.

Нет. Я не могу дослушать историю ее жизни.

— Нок, мне нужно уходить… — говорю я, оборачиваясь к ней.

Колдунья приподнимается, она делает усилие всем своим умирающим телом, чтобы удержать меня. Ее глаза горят угрожающим огнем.

— Ты должен знать! — кричит она и, задыхаясь, падает на матрас.

Пхра Джай прерывает молитву и бросается к изголовью матери. Он чувствует, что этот приступ опаснее предыдущих. К терзающей ее болезни добавился гнев.

— Еще несколько минут, Пхон. Осталось уже недолго.

Пхра Джай оборачивается и взглядом просит меня послушаться. Он отодвигается, приглашая меня занять место между ним и колдуньей.

— Я…

Я беспомощно умолкаю. Шум мотора на улице затих. Брат вернулся. Возможно, не один. Я опускаю голову и, пытаясь заглушить тревогу, сажусь рядом с умирающей. Я думаю, что смогу ускользнуть, не проходя мимо нашего дома. Я пойду по другой стороне сои. Я думаю, что она не попросила бы меня задержаться, если бы знала, что я рискую жизнью. А она знает все, значит…

— Фья, — шепчет старуха, пока я занимаю место рядом с ней. — Ее глаза напоминали цветом небо и менялись в зависимости от погоды. В тот день, когда я пришла к ней, они были такими синими, что я вздрогнула, заглянув в них. «Я ждала тебя, — сказала мне Фья. — Ты ученица, которую мне обещало небо». Я ответила, что она, несомненно, ошибается. Я просто скромная крестьянка, пришедшая просить помощи для дочери. Небо не посылало меня ей в качестве помощницы. «Нет, — ответила она. — Я почувствовала это, как только ты вошла на порог. У тебя желтые глаза, как у тукая, они никогда не моргают. Ты обладаешь великой властью. Ты просто не умеешь ею пользоваться. Я научу тебя тайнам живущих, секретам растений, языку звезд. И ты сама решишь, что хочешь сделать со своей дочерью». Сначала я испугалась, но, в конце концов согласилась учиться у старой женщины. У Фья не было детей. И несмотря на то, что она знала все циклы жизни, уйти от смерти она не могла. Она хотела войти в потусторонний мир, скинув груз знания со своей души, и передать его она решила мне. Я оставалась у колдуньи две недели, в течение которых я ни одной ночи не спала. Она научила меня не падать в бездну сна, а читать знаки, которые ночью звезды посылают людям. Фья оказалась права: я оказалась очень способной. Я очень быстро начала понимать, что значат крики животных и шелест деревьев. Я открыла в себе талант смешивать травы, соединение свойств которых уже граничило с колдовством. Я пришла в восторг от возможностей, которые открыла передо мной старуха. Через пятнадцать дней Фья объявила, что научила меня всему. «Возвращайся домой, — приказала она. — Но будь осторожна — каждая судьба следует путем кармы, предначертанной богами. Если ты изменишь чью-то жизнь, ты должна будешь совершить подношение. Принести жертву». Я обещала помнить об этом и пустилась в обратную дорогу к ферме, которая находилась в трех днях ходьбы. В первую ночь путешествия меня посетило странное видение. Когда ты живешь без сна, грезы не исчезают. Они смешиваются с реальностью и открывают ее с другой стороны, со стороны прошедшей ночи и грядущего дня. Так я узнала, еще не дойдя до деревни, что моя дочь взяла сына и, покинув мужа, уехала в столицу. Я видела, как она сбежала ночью со спящим ребенком на руках, видела панику ее мужа, обнаружившего утром свой дом пустым. Я слышала пересуды соседей, упреки друзей, слышала, как поливают грязью имя моего мужа… На следующий день я решила отправиться не домой, а в Бангкок. Фья передала мне свою власть, и теперь я знала, как ее использовать: я попрошу богов, чтобы они силой вернули дочь обратно в горы. Но чтобы чары подействовали, я должна была с ней встретиться. Добравшись до города, я навестила Джая. Я знала, какая тесная связь объединяла двоих моих детей. Если она в Бангкоке, она наверняка встретилась с братом. От Джая я узнала, что дочь живет в красивом доме в южном районе столицы. Шлюха жила там, естественно, не одна. Она нашла себе богатого любовника, способного удовлетворить ее алчность. Эта фурия соблазнила иностранца, который проезжал через Чанг Рай, и он увез ее с собой. Она сама открыла мне дверь, когда я пришла к ее дому на следующее утро. Я не ждала, что она обрадуется моему приезду, но к тому, что она сделала, готова не была: она повела себя так, будто мы незнакомы. В присутствии фаранга и его слуг, тоже иностранцев. Она нанесла мне самый страшный удар, какой только можно нанести матери. Нельзя придумать для тайца более страшного оскорбления, чем отречение и унижение. Я вскормила и вырастила ее. Я долгие годы терпела ее бешеный нрав. Я не могла оставить без наказания то, что она забыла о моей жизни и тех страданиях, которые я вынесла, производя ее на свет. И… И когда она с треском захлопнула дверь перед моим носом, я ее прокляла. Я пожелала ей, чтобы любовник бросил ее, чтобы она познала бедность и лишения, чтобы она отдала мне внука, которого я хотела увезти с собой и вырастить на земле предков. В ярости я забыла о правилах заклятия… Я забыла о подношении, о жертве. Я не думала, что мое упущение будет иметь последствия. В конце концов, я не просила у богов ничего особенного. Но я не знала… Я не знала, что в тот момент, когда я проклинала свою дочь, в чреве ее находилось хрупкое сокровище. Я не знала, что она была беременна… Тобой.