Иржина Троянова - Яна и Ян

Когда Ян открыл дверь и втащил меня внутрь, он так неистово схватил меня в объятия, что стаканчик с мороженым отлетел бог знает куда. Мое спокойствие моментально улетучилось. Все было как вчера вечером. Я не узнавала себя.

Наконец он выпустил меня из объятий и охрипшим голосом сказал:

— Я совсем потерял голову, совсем… И все из-за вас, мои удивительные «анютины глазки»!

— Да, — прошептала я почему-то тоже охрипшим голосом. — Ты забыл закрыть дверь! А где же мороженое?

Мы посмотрели друг на друга и расхохотались. Ян закрыл дверь и сказал, что купит мне целый автомат с мороженым, который стоит перед Детским универмагом. Потом он помог мне снять пальто и провел в свою комнату. Шторы были опущены, на столике стояла бутылка вина, две рюмки, тарелочка с языком и блюдо с бисквитом…

— Ты ждешь в гости даму?

— Ты надо мной смеешься? Но за это я тебя накажу. Так накажу, что тебе придется просить у меня прощения…

— Просить прощения? Ни за что!

Я вырвалась из его рук и убежала, однако он настиг меня и мы принялись драться совсем как дети…

— Сдаешься?

— Ни за что!

Но и на этот раз он вышел победителем. Я опустилась на ковер, он склонился надо мной, и мы оба часто дышали и смеялись… И вдруг его странно потемневшие глаза погружаются в мои. Я проваливаюсь в них, словно в пропасть, у которой нет дна.

Теперь мы уже не смеемся, а только целуемся в абсолютной тишине…

Она лежала рядом со мной, притихшая, побледневшая, и тень от длинных ресниц падала ей на щеки.

А я? Я чувствовал, что не способен ни говорить, ни двигаться. Между тем как раз сейчас надо было сказать, что я испытываю к ней. Безграничная благодарность переполняла меня — благодарность за то, что она существует на свете, за то, что она именно такая, как она есть, за то, что она полюбила именно меня… Но все слова, которые приходили на ум, казались мне банальными, затасканными, и я молчал…

Сигарета! Поскорее закурить сигарету и расслабиться! Сигареты лежали на письменном столе. Я поднялся с тахты, прошел по комнате, шатаясь, как пьяный, зажег сигарету и с наслаждением затянулся. Обернувшись, я встретился с пристальным взглядом Яны и ободряюще улыбнулся ей. Она покраснела, подобрала сползающее с тахты покрывало, натянула его до самого подбородка и отвернулась к стене, Меня это растрогало до слез. Она все еще оставалась девочкой с крокусами.

— Яничка…

— Выйди, пожалуйста, — попросила она шепотом, — мне нужно привести себя в порядок.

Я повиновался и пошел на кухню. Поставил греть воду для кофе, вытащил две чашки из сервиза, который мама доставала по торжественным случаям. На балконе, в вазе с водой, лежали три нераспустившиеся розы — вчера их принесла какая-то мамина приятельница, думая, что мама уже вернулась из больницы. Я выбрал самый красивый бутон и положил около Яниной чашки.

В этот момент из передней послышался слабый щелчок замка. Пани Коничкова! Но она же не могла попасть в квартиру: я оставил ключ в замке. Я выбежал в переднюю — там никого не было. Я постучал в дверь своей комнаты и, не дождавшись ответа, открыл ее. Комната была пуста. Я выскочил на лестничную площадку. Снизу, с последних ступенек, до меня донеслось постукивание Яниных каблучков.

А напротив, в дверях своей квартиры, стояла пани Коничкова и укоризненно глядела на меня.

Ровно в шесть я стоял перед магазином, преисполненный решимости встретить Яну и сразу спросить: «Что означает твое бегство?» — или что-нибудь в этом роде.

После пятнадцатиминутного ожидания я начал колебаться. Должно быть, я чем-то ее обидел, иначе бы она не исчезла так внезапно. И вчера она вела себя несколько странно. Почему у нее так резко меняется настроение?

Нет, наверное, лучше сказать помягче: «Яничка, давай объяснимся начистоту. Если я что-то сделал не так, я готов все исправить. Только не мучай меня, пожалуйста. И потом, пойми, у меня еще экзамены не сданы…»

Стоп! Это похоже на выклянчивание милостыни. Скажу коротко и просто: «Мои дорогие «анютины глазки», я вас ужасно люблю. Но если я вам опротивел, то навязываться не стану!..»

В половине седьмого Яна, в красном пальто, заплаканная, вышла из магазина. Я подошел к ней, однако так и не смог выдавить из себя ни одного слова. Предварительная подготовка ничего не дала.

Неожиданно за ее спиной выросли две знакомые фигуры: ее брат и тот рыжий, кажется, Орешек, — красавцы хоть куда!

— Послушай, друг, — смущенно пробормотал ее брат, — Яне не разрешают с тобой встречаться. Мне приказано доставить ее домой.

Я посмотрел на Яну:

— Это правда?

Она молчала, но лицо ее стало таким же красным, как пальто.

— Тебе не разрешают со мной встречаться или ты сама этого не хочешь? — спросил я настойчиво.

— Оставь ее в покое! — вмешался Орешек. — Иди туда, откуда пришел. Наша Яна не для таких, как ты!

Прохожие начали на нас оглядываться, а некоторые даже останавливались. Из-за девушки я никогда еще не дрался, но если не будет другого выхода…

— Отойдемте-ка в сторону, джентльмены, — предложил я.

— Послушай, друг, иди своей дорогой, а мы с сестрой пойдем своей. Я не люблю излишних волнений. Идем, Яна!

И тут я вдруг почувствовал, что Яна взяла меня под руку. Она стояла рядом со мной против них.

— Мама сказала, что до тех пор, пока она не познакомится с тобой лично, Ирка будет сопровождать меня из магазина домой, — прошептала она.

В одно мгновение я снова стал самым счастливым человеком и тут же начал действовать.

— Яна, магазин «Эффект» открыт до семи. Пойдем купим мне галстук. А цветочный магазин?.. Черт возьми, какой цветочный магазин открыт до семи?

Все трое смотрели на меня так, будто я сошел с ума.

— Без галстука и цветов я не могу пойти к вам, — торопливо попытался объяснить им ситуацию. — Яничка, нам нужно бежать, иначе мы не успеем.

— Вот ненормальные! — выпалил ее брат, но мы уже бежали.

Перед магазином я взял Яну за локоть и сказал:

— А ну, «анютины глазки», быстренько поцелуйте меня и скажите «да».

Она нежно поцеловала меня и прошептала:

— Да, да!..

Так тоскливо, что словами я не могу этого передать… И все-таки я хочу сразу же написать тебе, хотя ты еще, наверное, едешь в поезде. Я делаю это каждый раз, когда ты уезжаешь. На вокзале я стараюсь держаться — это ты должен признать, — но дома на меня нападает страшная хандра. Без тебя так пусто кругом… Точно так же было, когда мы провожали тебя в армию. Помнишь?

Тогда мы даже не поцеловались как следует на прощание, потому что тебя провожал твой отец, и я его страшно стеснялась. Плакать мне тоже было стыдно. А сколько девушек плакали и судорожно обнимали своих парней!