Джулит Джедамус - Роман потерь

Иногда вечерами, когда мы лежали, сплетя руки и смешав дыхания, он читал стихотворение, которое начиналось словами: «Тысяча ветвей на камфарном дереве в лесу Изуми». Позже я задумывалась над тем, были ли эти строки предзнаменованием его нового увлечения или указанием на связь, которая уже возникла между ними.

Но я отклоняюсь от темы. Я сделала остановку южнее Юдзи и приехала в Хаседеру на третий день вечером. Факелы на воротах горели, камни монастырского двора были покрыты инеем. Лампы освещали лестницу, ведущую к храму, в открытую дверь лился свет. Я слышала звук горна из морской раковины и звон колоколов.

Комната для меня еще не была готова, и что-то случилось с женщиной, которая должна была меня встретить. Кажется, произошел несчастный случай с ее мужем — священник говорил что-то о падении с лошади, и в ближайшее время ее не ждали. Я постаралась сдержать досаду, памятуя о том, что это было место умиротворения… но как же много там было народу! Мимо меня торопливо прошла группа пожилых женщин в вывернутой наизнанку поношенной одежде. Я заметила, какими глазами смотрели они на мой расшитый, китайской работы, жакет и длинный шлейф. За мной спешили двое слуг, один нес свернутые соломенные маты, другой — жаровню. Кто-то из них задел своей ношей мое плечо, и я едва расслышала его извинения из-за стука его деревянных башмаков.

Я вышла, когда суета во дворе немного утихла. Совершив омовение, я направилась к храму и начала подниматься по лестнице из деревянных колод. Мимо меня прошла группа священнослужителей, быстрых и ловких, как олени, несмотря на обувь на высокой деревянной подошве. Один из них оглянулся и посмотрел на меня, как будто что-то в моей одежде или манерах показалось ему знакомым.

Меня поразило его лицо, резкое и умное, как у лисицы, и тут я вспомнила: Канецуке как-то разговаривал с ним. Они проговорили полночи, обсуждая притчи о сообразных средствах достижения цели. Я проходила мимо комнаты Канецуке перед рассветом и видела его через раскрытую дверь. Он так красочно рисовал в воздухе Город-призрак, что я живо представила себе его башни, павильоны и беседки.

Тем временем я достигла вершины лестницы. Свет из храма становился все ярче, и я услышала звуки песнопений. Я поднялась на последнюю ступеньку и ухватилась за деревянный поручень, чтобы не упасть. Я дрожала от холода и неожиданно охватившего меня страха высоты. Я стояла, крепко держась за поручень и закрыв глаза.

— Извините, с вами все в порядке? — Я оглянулась и прямо перед собой увидела лицо мужчины, стоявшего ступенькой ниже.

Кто это, мужчина или мальчик? Трудно сказать. В этом открытом лице я видела черты обоих: мальчика, которым он был, и мужчины, которым он стал; позже, когда я узнала его лучше, я замечала в нем приметы мужчины, каким он станет, когда я уже не буду его знать. Меня привлекла в нем не его открытость, хотя он сразу понравился мне, так что я даже удивилась этому, а его серьезность и внимательное отношение к окружающему его миру. Он читал на моем лице, как оракул читает по своим костям.

Возник ли этот образ в момент нашей встречи? Не могу вспомнить. Возможно, мне только так кажется, когда я теперь вспоминаю об этом.

Я ответила ему, что со мной все в порядке, просто слегка оступилась.

— Тогда, может быть, войдем? — сказал он так просто, как будто мы были давно знакомы.

В храме ярко горели свечи. Золоченая статуя Будды мерцала в их дрожащем свете, подобно фениксу в пламени погребального костра. Меня подвели к свободному месту за ширмой, и я встала на колени, чтобы молиться. Встал ли он около меня? Нет, он отошел в сторону. Я закрыла глаза и запретила себе волноваться. Возможно, он просто был очень осмотрительным. Песнопения были такими громкими, а народу в храме так много, что я не могла сосредоточиться.

Позже, уже собираясь уходить, я услышала его голос:

— Вот. Это для вас. — Он стоял так близко, что его ярко-красная одежда касалась моих рук. Он протянул мне ветку аниса; засохшие листья были мягкими и коричневыми, как одеяние монаха.

Этот слабый священный запах… Я не хочу, чтобы что-нибудь напоминало мне его. Всякий раз, когда мы с Канецуке отправлялись в поездки, мы писали друг другу стихи на листьях аниса. Это были наши тайные послания, суетные и полные намеков. Мы клали их не на алтарь, а на раскрытые ладони друг друга.

Мои глаза наполнились слезами, я смахнула их рукавом и поблагодарила этого человека. Что он обо мне подумал: что я сентиментальна или неуравновешенна? Может быть, он привык к чрезмерным выражениям благодарности со стороны женщин старше себя? Однако по его взгляду я поняла, что он скорее встревожен, чем польщен. Он кивнул и вышел.

Когда служба закончилась, я не увидела его. Я спустилась по лестнице среди шумной, многоцветной толпы. Мне удалось найти провожатого, чтобы меня отвели в предназначенную для женщин часть монастыря. Отведенная для меня комната была маленькой, но мат на полу толстым, а вода в кувшине достаточно теплой. Я очень устала. Сквозь тонкую перегородку было слышно, как препирались две женщины. Одна хотела уехать на следующий день, потому что была утомлена и истратила на оплату служб и молений все, что могла себе позволить, а другая желала остаться.

Вошла моя горничная. Постоянно извиняясь, она предложила мне каштаны и фрукты. Ее глаза покраснели от слез, а халат был так измят, как будто она несколько дней спала в нем. Я выразила ей свое сочувствие (ведь я слышала от священника о несчастном случае), и она приняла его с благодарностью. Но ничего больше о своих неприятностях она мне не рассказала, а я не стала расспрашивать, хотя любопытно было услышать, что именно произошло.

Утром меня разбудил звон колоколов. Пока служанка причесывала меня, я съела жидкую кашу. Она сказала, что ночью выпал небольшой снег, но сейчас небо ясное, солнце припекает, и на восточном крыльце тают сосульки. Мне не терпелось осмотреть сады, и я попросила принести мне какую-нибудь подходящую для прогулки по саду обувь. В тот момент, когда я вышла, дверь соседней комнаты открылась, и оттуда вышли две женщины. Одеты они были по-дорожному. Значит, последнее слово осталось за той, которой все надоело. Я решила, что это та из них, которая была выше ростом и одета в черный плащ.

— Будьте осторожны с огнем в комнатах, — сказала она мне, проходя мимо. Да, это она, я узнала ее голос. Но что она хотела сказать? Предостеречь или испугать? Я решила отнестись к этому как к дружескому предупреждению и поклонилась без тени высокомерия, в то время как они проскользнули мимо.

В саду я замерзла, даже тени от кедров казались голубыми от холода. Я согревала пальцы в рукавах своей одежды. В морозном воздухе мое дыхание напоминало дыхание дракона, изрыгающего клубы дыма.