Джулит Джедамус - Роман потерь

Я видела их, когда возвращалась из Синзен-ен. Я не была в саду с тех пор, как мы любовались луной, хотя часто мечтала об этом. Почему я решила отправиться туда в одиночестве жарким полднем, зная, что подобная опрометчивость лишь укрепит за мной репутацию эксцентричной особы? Признаюсь, в тот момент я не очень ясно рассуждала, мне просто хотелось убежать, уйти от любопытствующих взглядов Юкон, от обычных пересудов женщин, от тревог относительно Масато. Прошло два дня, а он так и не ответил на мое письмо. Возможно, до него дошли слухи о заговоре против Рейзея, и он решил от меня отдалиться. В письме я об этом не упоминала — слишком опасно. Надо подождать и рассказать ему все при встрече.

Но как нам увидеться? По дороге к Синзен-ен я думала об этом. Мой утомленный разум страдал от угнетающей жары так же, как и тело; воздух был пропитан дурными предчувствиями. За воротами Сузаки собралась толпа жителей в ожидании своей порции риса и соли. Какой-то мальчик в рваной коричневой одежде ударил палкой по колесу моего экипажа. Передо мной промелькнуло его лицо, темные глаза, полные гнева. Его взгляд изменил все, что я видела потом: стены тюрьмы левых стали еще выше; тени под ивами — еще гуще.

Мы остановились около Павильона Небесного Управления. Я выбралась из экипажа и велела вознице ждать. Он явно был шокирован отсутствием у меня сопровождающего. Мне это было безразлично. Я получила час покоя и свободы от надзора.

Я двинулась через желтую аркаду, прикрываясь зонтом. Тонкий шелк не защищал от жары, и я по возможности старалась держаться в тени. Через некоторое время я оказалась перед дубами, около которых мы встречались, чтобы любоваться луной. Листья, преждевременно увядшие от засухи, едва держались на ветвях.

В нынешнем году листья не покраснеют. Но даже если это случится, я не увижу их алого шатра. Я не буду наблюдать за восходом луны, белой и полной, сквозь эти изогнутые ветви. Я буду отсутствовать, как Садако и Рейзей. Эти деревья останутся в моей памяти, как это произошло той ночью, в Восьмом месяце, когда я завидовала красоте двух сестер, которых не подвергли изгнанию, и желала возвращения человека, который причинил мне столько боли, что я больше не хотела видеть его лицо.

А что же этот новый мужчина, лицо которого мне дороже моего собственного? По сути, я ничего о нем не знаю. Он пришел ниоткуда, подобно желудям, которые зрели в продолжение всего года, а теперь разбросаны по земле, подобно ребенку, который зреет во мне, но который не получит имени. Если через два месяца он будет стоять здесь вместе с теми, кто соберется посмотреть на восход луны, он, как и я, не увидит этих деревьев. Для него они будут совершенно новыми. Если их краски поблекнут, он этого не заметит. Но ветви укроют его так же, как сейчас они укрывают меня.

Я ощущала его отсутствие в неподвижности жаркого полдня, будто держала в своих руках будущее, как некий экзотический, почти созревший фрукт.

От земли исходил запах грибов и плесени. Моим ногам, обутым в легкую обувь, было больно наступать на нераскрывшиеся желуди. Павлин распустил свой хвост и отошел от меня.

Миновав разрушенный ураганом павильон для ловли рыбы, я дошла до пруда Дракона. Я увидела погашенные костры, которые остались после священнослужителей, приходивших сюда молиться о дожде и прекращении эпидемии. Но я думала не о них, а о дочери Царя Драконов, которая дала Будде драгоценность неуловимого цвета.

Я припомнила письмо, которое получила от Канецуке осенним днем после обеда в гостинице в Удзи. «Напиши мне, какого цвета была та драгоценность, — спрашивал он. — Я не могу вспомнить». Но я была слишком рассержена, чтобы отвечать ему.

На пруду я увидела красную арку моста, и мне захотелось пройтись по нему. Что я найду в высокой траве под кленами? Там могли лежать двое любовников. Я припомнила слова Масато той ночью, когда по листьям бамбука стучал град и он попросил меня распустить над ним мои волосы. «Они похожи на траву, — сказал он, — на нескошенную летом траву».

Я обещала себе не плакать, но едва могла различить дорогу. Думала о магических предметах, найденных в ящике около постели Рейзея. Кто его туда поставил? Являлось ли это случайностью, простой небрежностью или кто-то действительно виновен в злодействе, в котором обвиняют Масато и меня? А может, их оставили там специально, чтобы скомпрометировать нас, те, кто плел против нас интриги?

Что ответит Масато, когда я скажу ему о заговоре? Я никогда не посвящала его в историю своего соперничества с Изуми. Поверит ли он в ее способность распространять ложь или решит, что это плод моих страхов и подозрительности?

Солнце пекло немилосердно, и я снова спряталась в тень. Тыльной стороной ладони вытерла слезы и увидела, что стерла пудру с лица. Тишина парка, к которой я так стремилась, стала меня угнетать. Крики птиц подчеркивали мое одиночество; звук падающей воды усиливал беспокойство.

Я наблюдала за ласточками, поднимавшимися высоко над собственными тенями, и мечтала об их отстраненности. С высоты, на которой они летали, открывался широкий простор, а все, что оставалось на земле, уменьшалось в размерах. Мой зонт — желтое пятнышко, мои движения едва различимы, мои мысли бессвязны. Все сократилось до формы и абриса: разбросанные там и сям деревья, стены и ручьи, крыши и башни.

С той высоты все неузнанное не имело значения. Цвет драгоценности под водой, мысли любовников, запутавшихся в траве, заговоры, интриги и предательство тех, кого обуяли злоба и ревность.

Возвращаясь к своему экипажу, я испытала ощущение, будто мое тело лишилось своего веса, будто я состою из неуловимых оттенков красок, которые блекнут под слишком ярким солнцем. Я становилась невидимой. Все, что было так отчетливо и живо, когда я только приехала сюда — грубая кора дубов, блеск роскошного оперения павлинов, зеленая свежесть дикого риса, заросли которого окаймляли пруд, — ускользает из моей памяти, как я ускользаю от них. Я никогда не вернусь в Синзен-ен. Он принадлежит моему прошлому даже в это мгновение, когда я еще смотрю на него.

Когда мы проезжали через ворота Сузаку, у меня возникло ощущение какого-то непорядка. Как путнику, который, возвратившись после долгого отсутствия, видит все, что он, уезжая, оставил, иными глазами, и ему кажется, что все вокруг изменилось, так и мне все казалось каким-то иным. Толпы придворных и вассалов, церемонные обмены приветствиями, похоронные процессии только увеличивали мое одиночество.

А они поджидали меня, те женщины, которые желали мне зла. Я увидела их сразу, как только пересекла зал около общей спальни пажей. Они стояли, перешептываясь, около колонны. Услышав мои шаги, Изуми обернулась и встретилась со мной взглядом. Проходя мимо, я слышала, как она сказала своим друзьям: