Финнуала Кирни - Ты, я и другие

Кира подходит ко мне и подставляет для поцелуя щеку. Мягко говорит:

— Здравствуй.

Ной улыбается:

— Привет, Адам.

— Как ты себя чувствуешь?

Я понимаю, вопрос идиотский, но это все, что я могу сейчас придумать. Не обращать внимания на все медицинские приборы в палате не получается. Не получается не замечать трубки и провода, не видеть, что ребенок очень болен.

— Бывало хуже. А ты?

— Хорошо, спасибо.

Я не ошибся: он смотрит на меня зелеными глазами.

И я сразу понимаю: он что-то знает.

Его глаза будто говорят моим: «Привет, Адам.

Я Ной, и мы с тобой похожи. Что, если…»

Кира тоже это чувствует. Неловко копается в сумке. Я не знаю, куда деться, и принимаюсь рассматривать кафель на полу. В черно-белую клетку, как шахматная доска.

Ной перевешивается через бок своей кровати.

— Я часто думаю, что пол похож на шахматную доску… — Он подтягивается и садится, опираясь на гору подушек. — Иногда, по ночам, когда приходится лежать на боку, я смотрю на пол и передвигаю воображаемые фигурки. Ты играешь?

Этот ребенок читает мысли?

Я киваю:

— Сейчас не очень часто, а раньше — да, бывало.

— Мы могли бы сыграть. С самим собой скучно.

А эти двое ничего не смыслят. — Он улыбается матери и дяде. — Папа еще ничего, но если постараться, его легко победить.

Внезапно он начинает задыхаться, словно разговор отнял все силы. Кира склоняется над сыном, и Ной протягивает руку, чтобы она помогла ему сесть удобно. Мать мягко массирует ему спину.

— Что ты разволновался? — шепчет она. — Хватит болтать, отдохни.

— Все в порядке, мам, правда.

— Отдохни, — решительно говорит она.

Ной закатывает глаза.

— Ну что ты дергаешься?

— Кто-то же должен. — Кира целует сына в лоб.

Я словно участвую в спектакле. Для меня Кира всегда была только другом, женщиной, с которой я когда-то провел одну запретную, чудесную ночь.

Здесь, сейчас, она другая: встревоженная любящая мать ребенка, в появлении которого на свет принял участие я. Совершенно сюрреалистическое ощущение, сплав старой кинохроники и реальности сегодняшнего дня.

— Нам пора, Адам.—Тим берет пальто и портфель, наклоняется к племяннику и хлопает его по ладони.

Мне хочется воскликнуть: «Нет, пожалуйста, еще несколько минут. Пожалуйста, я просто на него посмотрю!»

Однако я просто протягиваю Ною руку.

— Придешь поиграть в шахматы? — спрашивает он.

Киваю и иду на выход.

— Адам!

Я оборачиваюсь.

— В каком университете ты учился? — спрашивает он.

Смотрю на Гренджера. Я окончил Королевский колледж; а где провел студенческие годы Тим, не имею ни малейшего представления.

— Мы оба из Брунела, — отвечает тот и смотрит на часы. — Все, идем. А то парни начнут без нас.

Я выжимаю жалкую улыбку, что-то бормочу на прощание и двигаюсь следом.

— Давай сюда, — шепчет Тим, догоняя меня. — Иногда я готов поклясться, что этот пацан видит через стены.

— Ты думаешь, он что-то заподозрил?

Тим мотает головой:

— Вряд ли. Мне надо в Лондон, Адам. Выберешься отсюда сам?

Киваю и машу ему вслед. Тим идет к западному выходу из больницы, к парковке, а я углубляюсь в лабиринт коридоров, пытаясь найти восточный вход.

Ускоряю шаги. Быстрее бы оказаться на улице!

Я уверен, что Ной задавал вопросы не просто так. Воображение рисует Киру в слезах или, хуже того, Гордона с кровожадным выражением на лице. Я хочу видеть сына, но не желаю разлада в его семье.

Живот внезапно скручивает спазмом. Заболеваю?

Я оглядываюсь по сторонам и обнаруживаю чуть впереди мужской туалет. Несусь туда, толкаю вращающуюся дверь и едва успеваю добежать до кабинки. Склоняюсь над унитазом, и меня рвет без остановки несколько минут. Наконец пробую выпрямиться. Ноги не держат, и я опираюсь о стену. Вытираю губы туалетной бумагой и выхожу из кабинки. Слава богу, здесь больше никого нет. Я полощу рот, пшикаю мятным освежителем. В зеркале отражается человек куда старше сорока трех лет. Бледная кожа в прожилках, мешки под глазами. Хотя я стригусь очень коротко, из прически выбилось несколько прилипших к мокрому лбу завитков. Я весь залит потом.

У Ноя вьющиеся волосы, но их почти не осталось.

Это из-за химиотерапии?

Я поправляю одежду и присаживаюсь на стул, расположенный прямо у двери. Зачем он здесь? Для стариков?

Для немощных? Для эгоистов среднего возраста, которые внезапно обнаружили, что ноша, которую они тащат, им не по силам?

Жесткий пластмассовый стул, на таком не засидишься.

В туалет заходит мужчина, смотрит на меня и интересуется самочувствием. Успокаиваю его и встаю.

Надо еще добраться до дома, а в такое время суток это занимает массу времени.

Рядом с мужским туалетом стоит торговый автомат.

Шарю по карманам в поисках монет, чтобы купить бутылку воды. Отвинчиваю крышку. Надо сделать глоток, дойти до автомобиля и медленно поехать домой. Не в Вейбридж, мой дом теперь не там.

Но искушение велико. Десять минут — и я на Хай-стрит. Попрошу у Бет разрешения остаться и переночевать.

Прихожу к выводу, что это плохая мысль. В эту секунду меня кто-то окликает:

— Адам!

Я поворачиваюсь и вижу Киру.

— Ты все еще здесь? — спрашивает она.

— Я, э-э…

— С тобой все нормально? Что-то ты позеленел.

Пожимаю плечами:

— Нормально, только слегка прихватило.

— И как ты сядешь за руль? Я иду домой, ненадолго.

Пойдем, напою тебя горячим?

Удивляюсь: Кира живет в Лондоне.

— Я снимаю квартиру здесь, рядом. — Она читает мои мысли. — На время, пока Ной в больнице. Тебе и вправду нельзя вести автомобиль. Мы через час встречаемся здесь с Гордоном, поэтому я смогу потом подбросить тебя до твоей машины.

Не успев подумать, согласно киваю.

— Мне интересно, что ты думаешь о Ное. Только быстренько заскочу туда. — Она кивает на дамский туалет.

Я смотрю, как ее миниатюрная фигурка скрывается за вращающимися дверями. Меня снова окликают.

На этот раз я мгновенно узнаю голос. Поворачиваясь, испытываю отчаянную надежду, что мне померещилось.

Но нет. Чем-то я прогневил бога. Сильно прогневил.

Сохраненный в телефоне список обязательных дел выглядит более упорядоченным, чем распечатанный на бумаге, но какой же он длинный! Осталось всего несколько дней до вылета в Лос-Анджелес, и список приводит меня в оторопь. Сегодняшнее утро я провожу в офисе человека по имени Бизон. Не имею ни малейшего представления, откуда взялось такое имя: то ли у родителей было специфическое чувство юмора, то ли это все-таки прозвище, полученное им, когда его комплекция была несколько иной. Но я точно знаю, что, согласно Евангелию от Джоша, Бизон крутее всех крутых в деле создания веб-сайтов для композиторов-песенников.