Вальтер Шелленберг - Лабиринт

Мы обратили внимание на то, что русские начали переходить к прямой передаче донесений в свой центр как со своих передатчиков, так и с радиостанций, контролируемых нами. Полученная в русском центре информация поступала в распоряжение специальной аналитической группы. Видимо усилились их подозрения в отношении получаемых данных. Поэтому около трех месяцев мы посылали точные и ценные сведения, и хотя мы допустили несколько крупных промахов, со временем нам удалось рассеять подозрения русских.

Вновь и вновь появлялись новые передатчики. Битва полыхала в Брюсселе, Антверпене, Копенгагене, Стокгольме, Берлине, Будапеште, Вене, Белграде, Афинах, Стамбуле, Риме, Барселоне, Марселе - и снова, и снова в бой вступали пеленгаторные подразделения. Труднее всего было разыскивать - передатчики противника в нейтральных странах, где приходилось тщательно скрывать аппаратуру, технический персонал агентов. Естественно, технические открытия, сделанные в ходе такой работы, представляли для меня, как для главы действующей разведывательной службы большую ценность.

Я должен был использовать накопленный опыт, чтобы оснастить своих людей радиопередатчиками, которые было бы трудно обнаружить. Я стремился заполучить средства радиосвязи, лучше, чем у противника.

Работа по "Роте Каппеле" продолжалась до самого конца войны. Борьба без выстрелов становилось все более и более ожесточенной, и велась она не только в Германии и оккупированных его территориях, но и по всему миру.

28 Убийство Гейдриха

Гейдрих обсуждает недостатки в армии - Ревнивое отношение Бормана и Гиммлера к его успехам в Моравии - Взрыв автомобиля Гейдриха - Уничтожение чешских партизан - Похороны Гейдриха Гиммлер произносит речь - Его интерес к моему будущему.

Весной 1942 г в Праге во дворце на Градганах Гейдрих провел несколько совещаний, на которых я должен был присутствоавть. Я уже собрался вылететь обратно в Берлин, когда он попросил меня остаться еще на одну ночь, чтобы я мог с ним пообедать. Я устал и был рассержен: мне претила перспектива вечера, который, вероятнее свего, закончится пьяной оргией. Но на сей раз я ошибся, и мы провели очень интересный вечер, обсуждая интересовавшие Гейдриха проблемы. К моему удивлению, он раскритиковал решение Гитлера взять на себя руководство армией. Гейдрих не сомневаляс в его способности командовать, но боялся, что фюрер не сможет справиться с этим дополнительным грузом. Затем он начал ругать генералов из Главного командования. В присутствии Гитлера они на все отвечали "да". Они боялись заговорить о каких либо трудностях, пока не выходили из кабинета.

Гейдриха возмущали недостатки в снабжении армии. Акция "одежда" Геббельса - движение по сбору и отправке в войска зимней гражданской одежды - шло не только с обычной помпой, но с изрядной долей искреннего энтузиазма. Но как бы то ни было, это не могло возместить причиненный ущерб. Гейдрих предлагал за каждые 100 замерзших германских солдат расстреливать кого-либо из управления квартирмейстера, начиная с самого верха. Послать войска в летнем обмундировании воевать в условиях русской зимы было преступлением.

Фельдмаршала фон Браухича (уволенного Гитлером) просто сделали козлом отпущения. Конечно, и он нес определенную долю ответственности, но прямые виновники все еще сидели в своих уютных кабинетах. Они уже несколько пришли в себя, но все еще поблескивали золотыми галунами. Гитлер все больше и больше полагался на Гиммлера, который будучи хорошим тактиком, мог воспользоваться своим влиянием на фюрера. "Если бы он только позволил мне давать ему советы" - пробормотал Гейдрих. Затем он кратко коснулся положения во Франции и Бельгии.

Для этого он хотел воспользовавшись отсутствием сопротивления со стороны вермахта, самолично назначить высших руководителей СС полиции в этих странах.

Я не видел в этом смысле. В таком случае слишком усложнилось бы система управления, да и найти подходящих людей на указанные должности теперь было не просто.

Гейдрих рассеянно соглашался и вдруг сказал: "Гиммлер настаивает на этом, и как раз в данный момент я должен продемонстрировать свою добрую волю. Сейчас мы находимся в очень напряженных отношениях."

Видимо, между ним и Гиммлером имелись серьезные разногласия. К тому же последний с ревностью относился к достижением Гейдриха. Его политика в протекторате оказалась очень успешной. Фюрер был согласен с планами Гейдриха и его действиями. Он начал общаться с Гейдрихом один на один, и хотя тот был польщен оказанным ему вниманием, он опасался осложнений из-за ревности и враждебного отношения со стороны Бормана и Гиммлера. Он опасался, что Борман ответит интригами; От Гиммлера же можно было ожидать подлости и жестокости.

Действительно Гейдрих оказался в сложном положении. Пока успехи располагали к нему Гитлера, но он ни в коем случае не чувствовал себя в безопасности и не знал, как справиться с препятствиями, которые возникали из-за соперничества между ним, Гиммлером и Борманом.

Открыто напасть на них было опасно во все времена, ибо Гитлер еще сильнее, чем Гиммлер, заботился о внутренней лояльности СС. Гейдрих понимал, что, в любом случае, уже поздно. Подчинение Гитлера их влиянию и поворот против Гейдриха были делом времени. Вскоре это время наступило. Гейдрих подумывал о включении меня в свиту фюрера, но я сумел его отговорить. Перед моим отьездом в Берлин он снова заговорил о своем предложении. Для него было особенно важно, чтобы его интересы отстаивал кто-нибудь на самом верху. Он полагал, что для меня неплохо было бы некоторое время докладывать непосредственно высшему руководителю. В конце концов мы пришли к компромиссу: я должен был еще на месяц остаться в Берлине, а он тем временем устроил бы мое прикомандирование к штаб-квартире. Однако из этой затеи ничего не вышло. Вскоре я выехал в Гаагу для совещания с техническими специалистами по поводу ультракоротковолновых передатчиков.

Именно здесь, в Гааге, в июне 1942 г. до меня дошло телетайпное сообщение о попытке покушения на Гейдриха и его тяжелом ранении. Мне приказали срочно вернуться в Берлин.

Я недоумевал, кто же стоял за покушением и вспоминал о недавних трениях между Гиммлером и Борманом. Я мог ясно представить, что люди, знакомые с методами Гейдриха, опасаются его. Оба его противника знали, что он не остановится ни перед чем, если под угрозой окажутся его планы. Его успехи в протекторате, должно быть сильно, раздражали Гиммлера, и напряжение в отношениях между ними возросло до предела, иначе Гейдрих не говорил бы об этом все время, пока мы с ним общались. В обычае Гитлера и Гиммлера было управлять, натравливая своих товарищей друг на друга. Однако проделать подобное с Гейдрихом было невозможно. К тому же, будут главой имперского управления безопасности и исполняющим обязанности рейхспротектора, он стал слишком могущественной для них фигурой. Внезапно я вспомнил об эпизоде, о котором мне рассказывал Гейдрих. Его вызвали для доклада Гитлеру о некоторых экономических проблемах протектората. Он уже довольно долго прождал перед бункером, когда оттуда неожиданно вышел фюрер в сопровождении Бормана. Гейдрих, как полагалось, поприветствовал его, ожидая приказа начать доклад. Гитлер уставился на него, и по его лицу пробежала неприязненная гримаса. Доверительно и непринужденно подхватив фюрера за руку, Борман вновь увел его в бункер. Гейдрих подождал, но фюрер так и не вернулся. На следующий день Борман заявил Гейдриху, что его доклад фюреру более не интересен. Хотя это было сказано самым дружелюбным тоном, Гейдрих почувствовал за ним неистребимую ненависть. Недовольство Гитлера в данном случае было очевидным, и скорее всего, проистекало из намеков и клеветнических высказываний Бормана и Гиммлера.