Вальтер Шелленберг - Лабиринт

Вечером в Дюссельдорфе мне позвонил руководитель СС. По распоряжению Берлина, он был поставлен во главе специального подразделения, которому было поручено обеспечить мой перход границы. Он сообщил, что в Берлине были очень обеспокоены моей безопасностью. Он получил приказ перекрыть весь участок границы и блокировать всю голландскую пограничную полицию в этом районе. Если бы голландцы попытались арестовать меня, ситуация бы значительно осложнилась, поскольку ему было приказано ни в коем случае не допускать, чтобы я попал в руки противника, и результатом этого мог бы стать серьезный инцидент.

Когда я услышал это, меня охватило довльно странное чувство, особенно когда я подумал о своих планах на следующий день, и о том, что могло бы случиться, если бы мне не удалось своевременно поговорить с этим руководителем СС. Я сказал ему, что завтра, возможно, уеду вместе с британскими агентами, поскольку моей задачей было попасть в Лондон. Если я поеду с ними добровольно, я сделаю ему знак. Мы также обсудили меры, которые ему следовало принять в том случае, если бы мой отъезд с англичанами не был добровольным. Он заверил меня в том, что отобрал из состава своего подразделениясамых подходящих людей. Затем, я встретился с промышленником, который должен был ехать со мной в качестве руководителя оппозиционной группы. Мы обсудили все детали самым тщательным образом, и когда я, наконец, лег спать, было уже далеко за полночь.

Я принял снотворное, чтобы избавить себя от новой бессонной ночи и погрузился в глубокий сон. Разбудил меня настойчивый звонок телефона. Это была прямая линия связи с Берлином. Еше не проснувшись окончательно, я нащупал трубку и нехотя проворчал в нее:"Алло." На другом конце я услышал глубокий, довольно взолнованный голос:"Что вы сказали?" "Еще ничего, - ответил я. - С кем я говорю?" В ответ прозвучало резко:"Это Рейсхфюрер СС Генрих Гимлер. Вы, наконец, пришли в себя?" Остатки сна во мне боролись с испугом, и я ответил привычным:"Да, шеф." "Слушайте внимательно, - продолжал Гиммлер. - Вам известно, что произошло?" "Нет, шеф, - сказал я, мне ничего не известно." "Итак, этим вечером, сразу же после выступления фюрера в пивном погребке<$FЕжегодно 8 ноября, в годовщину гитлеровского мюнхенсого путча 1923 г., он произносил речь в пивном погребке, где начинался путч.> была предпринята попытка его убийства. Была взорвана бомба. К счастью, он покинул погребок несколькими минутами раньше. Погибло несколько старых товарищей по партии, нанесен значительный ущерб. Вне всякого сомнения, за этим стоит броитанская секретная служба. Фюрер и я узнали о случившемся уже в поезде, по дороге в Берлин. Сейчас он говорит - и это приказ - когда вы встретитесь с британскими агентами на вашем завтрашнем совещании, вы должны их немедленно арестовать и привезти в Германию. Это означает нарушение голландской границы, но фюрер говорит, что это не имеет никакого значения. Подразделение СС, которое должно охранять вас - чего вы, между почим совершенно не заслуживаете после вашего капризного и своевольного поведения - это подразделение поможет вам выполнить вашу миссию. Вы все поняли?" "Да, Рейхсфюрер. Но -" "Никаких но", резко сказал Гиммлер. - Для вас теперь существует таолько приказ фюрера, который вы выполните. Теперь вы поняли?" Я мог лишь ответить:"Да, шеф." Я понял, что спорить в этой ситуации бессмысленно.

Таким образом, я столкнулся с совершенно новой ситуацией и теперь должен был забыть о своих великих планах продолжить переговоры в Лондоне.

Я немедленно разбудил командира специального подразделения СС и довел до него приказ фюрера. Он и его заместитель выразили большие сомнения по поводу плана и сказали, что выполнить его будет далеко не просто. Местность была не очень-то подходящей для проведения такой операции, к тому же в течение вот уже нескольких дней весь участок границы близ Венло был так тщательно блокирован голландской пограничной охраной и тайной полицией, что вряд ли было возможно произвести захват без стрельбы; а начать стрельбу гораздо легче, чем закончить. Наше главное преимущество заключалось в элементе внезапности. Оба эсэсовских командира считали, что если мы будем дожидаться, пока британские агенты происоединятся ко мне в кафе, и мы сядем, чтобы начать переговоры, то это будет уже слишком поздно. Действовать следовало вмомент прибытия "Бюика" Беста. Они хорошо рассмотрели машину накануне и были уверены, что сразу узнают ее. В момент прибытия англичан наши машины СС были на большой скорости прорваться через линию границы, арестовать англичан и перетащить их из их машины в нашу. Водитель эсэсовского автомобиля хорошо умел водить машину задним ходом, ему даже не требовалось разворачивать ее, а это должно было дать эсэсовцам большее пространство для веления огня. Одновременно несколько человек должны были выдвинуться справа и слева, чтобы блокировать фланги во время отхода.

Эсэсовские командиры предложили, чтобы я не принимал никакого участия в операции, а ожидал англичан в кафе. При приближении их машины я должен был выйти на улицу, будто бы собираясь поздороваться с ними. Затем я должен был сесть в свою собственную машин и сразу же уехать.

Этот план мне понравился, и я согласился. Однако, я попросил представить меня двенадцати членам специального подразделения: я хотел, чтобы все они меня хорошенько рассмотрели. Капитан Бест, хотя и был немного выше меня, был примерно того же телосложения, носил похожее пальто и тоже пользовался моноклем, поэтому мне хотелось быть уверенным, что не произойдет никакой ошибки.

19

ВОЙНА С РОССИЕЙ

Разногласия с адмиралом Канарисом. - Оценка военного потенциала России Генеральным штабом. - Гейдрих излагает взгляды фюрера на военную ситуацию. - Проблемы сотрудничества между СД и Вермахтом. - Решение найдено. - Опасения активного вмешательства Соединенных Штатов. - Донесение о подрывной деятельности Коминтерна. - Объявление войны Гитлером. - Меня продвигают по службе. Канарис предостерегает против чрезмерного антисимизма. - Сложности с взаимным отзывом дипломатического персонала.

Наступление весны 1941 г. прошло почти незамеченным в военном котле под названием Берлин. Я нервничал и ощущуал какую-то тревогу и подспудную неуверенность, будучи не в состоянии определить ее истинную причину. Так или иначе, мне казалось, что я чувствую приближение событий слишком значительных, чтобы быть результатом чьего-то личного воздействия.

Во время прогулок верхом, которые адмирал Канирис и я имели обыкновение совершать ранним утром, мы обычно обсуждали информацию, которая поступала в наши учреждения, к сожалению, во многих случаях дублировавшие деятельность друг друга, что уже само по себе было весьма расточительно. Между нами существовали разногласия в отношении России, и мы спорили по этому поводу в течении многих месяцев. Прежде всего это касалось данных по выпуску продукции русской тяжелой промышленностью. Я оценивал выпуск ими танков гораздо выше, чем Канарис, и был убежден, что они запустили в производство новые модели, превосходящии наши, но Канарис отказывался верить этому. Я пришел к этому заключению в результатедовольно необычного приказа, который Гитлер, желая произвести впечатление на русских, отдал в марте 1941 года; мы должны были продемонстрировать советской военной миссиинаши наиболее передовые танковые заводы и танковые школы, и в связи с этим предстояло отменить все распространявшиеся на них меры безопасности. (Тем не менее, мы не выполнили приказ фюрера и скрыли наши новейшие модели.) Отношение, которое высказывали русские во время этого мероприятия и вопросы, которые они задавали, привели меня к заключению, что они располагают моделями лучшими, чем те, что были у нас. Появлени большого количества танков Т-34 на русском фронте летом 1941 г. подтвердило правоту моих предположений.