Ник Хорнби - Слэм

— Да, знаю. Но спасибо, что повысил мою самооценку, — поблагодарил я.

— А я вот что думаю, — отозвался Кроль, — лучше бы тебе расквасить физиономию.

— Зачем?

— Ну, смотри, ты расхаживаешь, например, с синяками под каждым глазом или даже со сломанным носом. Ты можешь сказать, что выглядишь плохо, потому что разбился на скейтинге. Но если ты все время такой... Какое у тебя оправдание?

Хватит с меня. Пытался я поговорить с Кролем, но это бесполезно. И не просто бесполезно — это подавляет. Я в самом деле нервничал при мысли о том, как пойду в кино с Алисией. Если на то пошло, я не помню, чтобы вообще так из-за чего-нибудь нервничал, разве что в первый день в первом классе. А этот дурак говорит мне, что мой единственный шанс — расквасить себе ряшку, чтобы она не увидела, как я выгляжу в действительности.

— Знаешь что, Кроль, ты прав. Не буду лениться. Целый день сегодня — шовиты и гей твисты.

— Вот это мужик!

А потом, не успел он оторвать от меня взгляда, я взял в руки свою доску и пошел прямо к воротам — и дальше по улице. Я хотел поговорить с ТХ.

По пути домой я понял, что еще ни о чем конкретном с Алисией не договорился. Когда подошел автобус, я двинулся вперед по салону и сел прямо за кабиной водителя. Рядом со мной никого не было. Я достал из кармана ее карточку и набрал номер.

Она не узнала меня по голосу, и на какое-то мгновение я почувствовал себя нехорошо. Что, если я все это сам себе напридумывал? Нет, конечно, это не игра моего воображения. Но, может, она вовсе не вела себя со мной так напористо, как мне это запомнилось, и про кино сказала так просто...

— О, привет! — сказала она, и я как будто слышал, как она улыбается. — А я уж боялась, что ты не позвонишь.

И мне опять стало хорошо.

Слушайте, я знаю, что вы не хотите читать про каждую пустяковину. Вам неинтересно знать, на какое время мы с ней договорились и все такое. Все, что я пытаюсь вам втолковать, так это то, что день тот был совершенно особенным, и я запомнил каждую его секунду. Я помню погоду, помню, чем пахло в автобусе, помню царапину с корочкой на моем носу, которую я сковырнул, когда звонил ей по мобильнику. Помню, что сказал ТХ, когда я пришел домой, и что надел, когда пошел на свидание, и во что она была одета, и как легко все стало, когда увидел ее. Может быть, некоторые решат, учитывая последующие события, что это были какие-то сюси-пуси, как обычно у юнцов. Но нет. Даже близко ничего такого.

Мы и в кино-то не пошли. Сначала болтали на улице, а потом пошли в кафешку в соседнем подъезде и там сидели. То и дело один из нас говорил: «Пойдем, пора», но ни она, ни я не двигались с места. Это была ее идея вернуться к ней домой. И когда пришло время заняться сексом — это была тоже ее идея. Но я забегаю вперед.

Думаю, до тех пор я немного ее побаивался. Она была такая красивая, и ее мама с папой были такие напыщенные, и я переживал, что она решит, будто я всего лишь парень ее возраста, пришедший со своей мамой в гости к ее маме, а это вовсе не значит, что нам надо встречаться. Вечер закончился, гости ушли, и она может условиться о встрече с кем-то другим, с кем захочет.

Но на самом деле в ней не было ничего пугающего. Ничего навороченного. Она даже не была такой уж башковитой. То есть нет, тупой-то она тоже не была. Но если знать, что мама ее работает в городском совете, а папа преподает в универе, можно подумать, что она круглая отличница. А она полвечера говорила о том, какие уроки она прогуляла, и о всяких неприятностях, которые у нее были в школе, и о том, сколько раз ее за это вздрючили. Ее как раз отчихвостили в тот вечер, когда были гости, потому она и была дома. А все это — что она якобы хотела меня видеть, — это было вранье полное, как я и думал.

И в колледж она не хотела.

— А ты хочешь? — спросила она.

— Да. Конечно.

— Почему «конечно»?

— Не знаю...

Хотя я-то знал. Но не хотел распространяться об истории моей семейки. Если бы она узнала, что у нас вообще никто — родители, дедушки-бабушки, прадедушки-прабабушки — не закончил колледжа, тогда точно решила бы, что ей не стоит на меня тратить время.

— Ну так куда же ты пойдешь, — спросил я, — когда закончишь школу?..

— Не хочу говорить...

— Почему?

— Ты решишь, что это что-то такое выпендрежное.

— Как это может быть, если это совсем наоборот?.. Ты же учиться не хочешь?

— Знаешь, выпендриваться можно по-разному. То, о чем я говорю, там нет никаких экзаменов или чего-то в этом роде.

Я совсем потерялся. Мне никогда не приходило в голову, что о чем-то, не имеющем отношения к экзаменам, можно сказать, что оно выпендрежное. Ведь что это значит — выпендрежное? Это когда кто-то выставляет себя напоказ. То есть важничает, какой он умненький, да? Разве кто-нибудь скажет, что ТХ выпендривается, потому что любит опасные трюки?

— Клянусь, не скажу, что ты выпендриваешься.

— Я хочу быть моделью.

Да, теперь я понял, что она имеет в виду. Она — показушница. Но что она предполагала услышать в ответ? Щекотливая ситуация, доложу я вам. Я что хочу сказать: не дай вам бог встречаться с кем-то, кто прямо вот так напрямую говорит, что хочет стать моделью, потому что ведь все мы этого хотим, да? С кем-то, кто и выглядит как модель, только грудь не такая плоская. Другими словами, если вы встречались с кем-либо, кто говорит, что хочет быть моделью, вы и без меня понимаете, что веселого в этом мало. (Особенно избегайте некрасивых девушек, которые хотят быть моделями. Не потому избегайте, что они некрасивые, а потому, что они чокнутые.)

Я немного знал тогда про модельный бизнес, да и сейчас знаю немногим больше. Алисия была хорошенькой, но не худой, как грабли, и у нее были родинки. Поэтому я не знал, есть ли у нее шанс стать новой Кейт Мосс. Может, и нет. И еще я не знал, почему она мне это сказала: потому что у нее действительно такие планы или ей хотелось услышать от меня, как она мне нравится?

— Вовсе это не выпендреж, — сказал я. — Ты легко можешь стать моделью, если захочешь.

Я знал, что говорю. Я хотел во что бы то ни стало повысить свои шансы с Алисией. Не знаю, поверила ли она, но это было неважно.

В тот вечер мы впервые вместе легли в постель.

— Ты прихватил кое-что? — спросила она, когда стало очевидно, что нам нужно кое-что.

— Нет. Конечно, нет.

— Почему «конечно, нет?»

— Потому что... Я же думал, мы в кино пойдем.

— И ты не носишь это с собой? Просто на всякий случай?

Я отрицательно покачал головой. Я знал одноклассников, которые так делают, но они просто пыль в глаза пускали, большинство из них по крайней мере. Был один парень, Робби Брэди, так он один и тот же пакетик с «Дюрексом» показывал мне пятнадцать раз. Ну, каждый может купить их, и я тоже, купить — не проблема. Но я ничего не сказал. Я всегда думал так: если мне эта штукенция понадобится, я всегда заранее ей запасусь, потому что такой уж я человек. Я никогда не рассуждал подобным образом: а вдруг сегодня вечером мне придется трахнуть кого-нибудь, кого я сейчас вообще еще не знаю, так прихвачу-ка я презерватив. Я всегда надеялся, что это будет спланировано как-то получше. Я думал, что мы как-то загодя это обговорим, так что будем оба к этому готовы, и это пройдет как-то по-особенному, без напряга. Мне никогда не нравились всякие истории, которые я слышал от парней в школе. Они всегда себе льстили, но это не походило на тот секс, о котором в книжках читаешь и видишь в порнофильмах. Это всегда было впопыхах, иногда прямо на улице, а иногда рядом находились другие люди. Я убежден, что скорее вообще не стал бы заниматься сексом, чем развлекаться таким манером.