Карл Вурцбергер - Прежде чем увянут листья

— Помочь? Я даже не знаю, что вы разучиваете? Песни?

— Конечно. Иначе как бы я стала вас просить?

— Честно говоря, я здесь еще новичок, не свыкся с обстановкой и у меня масса хлопот по службе. Так что не знаю…

— Было бы желание… На субботу назначено наше первое выступление перед членами кооператива на традиционном празднике весны. Здесь такой обычай. Может, придете?

— Может, и приду…

— А почему вы не стали профессиональным певцом?

— Почему? Я пою тогда, когда мне хочется, а не тогда, когда меня принуждают.

— Поэтому солдатскую службу вы предпочли профессии певца?

Они останавливаются на развилке: одна дорога ведет к деревне, другая — к военному городку.

Юрген не задумываясь отвечает:

— Нет, армейскую службу я считаю вынужденной необходимостью, нравится это кому-то или нет. Ведь одними песнями мир не переделаешь.

— Но и одной винтовкой тоже… — возражает Ингрид и, поправив выбившуюся прядь волос, уходит в сторону деревни.

— До свидания! До субботы! — бросает ей вслед Юрген.

Ну и денек! Ингрид взвинчена до предела, она понимает, что лучше пойти на компромисс, но полна решимости постоять за себя.

Супруги Кранц тоже не в своей тарелке. Еще бы! Их сын нарисовал обнаженную девицу, приделав ей голову классной руководительницы. Роясь в вещах сына, фрау Кранц обнаружила это «произведение искусства». Еще больше возбужден господин Кранц: его лицо так и пылает.

— Не хватало, чтобы эта история получила огласку. Какой позор! Ученик рисует учительницу в обнаженном виде. Трудно поверить, что для этого не было повода.

Брови Ингрид возмущенно взлетают, но, совладав с собой, она спокойно отвечает:

— Вы правы, на все должны быть причины. Вероятно, я нравлюсь вашему сыну.

Фрау Кранц, худощавая блондинка, закатывает глаза. Что же касается господина Кранца, то он просто теряет самообладание и автоматически спрашивает:

— Как? И это говорите вы?

— Факты говорят за себя.

Господин Кранц в шоковом состоянии. Ему не хватает слов. Он разворачивает газету, в которую завернут злополучный рисунок, и с треском бросает его на стол.

— Скажите, а вас в пятнадцать лет девушки не интересовали? — с возмущением спрашивает Ингрид.

— Это к делу не относится! — взрывается фрау Кранц. Она подозрительно смотрит на Ингрид большими светло-карими глазами газели.

Господину Кранцу не нравится, что разговор пошел по такому руслу.

— Тебе бы лучше подождать меня на свежем воздухе… — говорит он жене и обращается к Ингрид: — Я не совсем вас понимаю…

— Я спрашиваю: как воспринимали вы в таком же возрасте изображения обнаженного женского тела? Разве вы не стремились узнать, как выглядят девушки, переодевающиеся в кабинах на пляже или в квартирах, за неплотно сдвинутыми занавесками?

Господин Кранц готов сдаться.

— Конечно… Мы тоже не были ангелами, но все же… Как бы это сказать…

— Все повторяется. Вспомните годы вашей юности, и вы будете вынуждены признать, что в поступке вашего сына ничего из ряда вон выходящего нет… — Ингрид даже хмыкнула, удовлетворенная лаконичностью и категоричностью собственного ответа. Не хватает только, чтобы госпожа Кранц именно в этот момент посмотрела ей в глаза. — Главное — понять состояние вашего сына. Если вам это удастся, ничего страшного не случится. Все будет в норме… А теперь посмотрим, нарушил ли он эту норму на своем рисунке… Видите, он изобразил гармонично развитое женское тело, отвечающее требованиям эстетики. Рисунок отражает его представление о прекрасном. Ваш сын не лишен дарования. Мне думается, следует поощрять его склонность к рисованию.

Супруги Кранц явно смущены. От их запальчивости не остается и следа.

— Извините меня за любопытство, — продолжает наступать Ингрид, — от кого из родителей ваш сын унаследовал этот талант?

Фрау Кранц заливается краской, взгляд ее светлеет, и теперь она кажется совсем иной.

— Видите ли, — говорит господин Кранц, — моя жена в юности рисовала. Она и сейчас иногда этим балуется…

Фрау Кранц не сразу уступает просьбе Ингрид, жеманится, но в конце концов достает из папки, которую она прихватила с собой, несколько эскизов: натюрморты, наброски портретов — наивные, но не лишенные своеобразия.

— И вы еще упрекаете вашего сына! — невольно вырывается у Ингрид.

— Мы не против того, чтобы он рисовал… Бог с ним… Но когда он рисует вас, пардон…

Ингрид считает разговор исчерпанным:

— Я думаю, проблема решена. Надеюсь, вы того же мнения. У вас нет причин для особого беспокойства…

Ингрид провожает супругов Кранц до двери, и на душе у нее становится легче. Конечно, она давно заметила, что юный Кранц пожирает ее глазами, ловит каждое ее слово. Она делает вид, что не замечает этого, и старается быть с ним такой же приветливой, как и с другими учениками.

После уроков Ингрид подходит к окну и всматривается в сумерки. Отсюда хорошо видна часть казарм. Обычно ее не интересует жизнь военного городка, однако сегодня она внимательно глядит в окно. Там что-то случилось: мечутся солдаты, из парка выезжают бронетранспортеры. Но эта чужая жизнь скользит мимо ее сознания. Ингрид думает о лейтенанте с гитарой и еще о том, почему она обратилась к нему с просьбой. Ведь она ничего не знает о нем, разве только то, что у него приятная внешность и неплохо поставленный голос.

Ревут двигатели. Автомашины и бронетранспортеры выезжают из городка и сворачивают в сторону леса. Наверное, и лейтенант сейчас там.

Она включает свет, зашторивает окно и остается одна. Собственно, одиночество — ее обычное состояние. Кто у нее бывает? Ритмюллеры и Холлеры, некоторые коллеги по школе. Один раз заходил Франк Майерс. Простое приглашение на чашку чая он принял за черт знает что. Воспоминание более чем неприятное. Ингрид чувствует голод; она бы чего-нибудь поела, но пора на репетицию — последнюю перед выступлением.

— Тревога! — говорит Юргену начальник караула.

Юрген бежит через двор к казарме и в дверях сталкивается с Кантером, который уже в полевой форме и даже в каске. В кабинете командира роты толпятся незнакомые офицеры, в том числе один подполковник. Юрген припоминает, что это начальник штаба полка.

Ригер представляет Юргена офицерам:

— Он только что прибыл в часть и еще не принял взвод. Предлагаю назначить лейтенанта Михеля моим дублером.

Подполковник бросает на Юргена вопросительный взгляд, и лейтенант мгновенно реагирует:

— Если разрешите, я немедленно приму командование взводом.

— Вы знакомы с документацией на случай тревоги?

— Так точно!

Начальник штаба полка, очевидно, одобряет решение лейтенанта, но последнее слово за командиром роты.