Карл Вурцбергер - Прежде чем увянут листья

Вот и пивная. Все здесь оформлено в народном стиле. На стенах прокопченные деревянные плиты с резьбой, столы истерты локтями бесчисленных посетителей. Конни заказывает себе стакан лимонада, а Ингрид кружку знаменитого крепкого пива. Они смакуют чешские кнедлики и копченую свинину с кислой капустой. Конни рассказывает смешные истории, которые, как утверждают, когда-то здесь происходили.

Потом Ингрид идет с матерью и сестрой за покупками. В кафе «Слован» они пьют кофе, стоя за мраморным столиком возле большого окна, и Ингрид меланхолично наблюдает за людским морем, бурлящим за витринами. Тоска неожиданно сжимает ей сердце — тоска по ее деревне, по лесам и лугам, по Юппу Холлеру и Герману Шперлингу, по реке и по тому стволу ивы, на котором она не раз сиживала, глядя на воду, по Юргену, которого — теперь она в этом твердо убеждена — любит. Тоска… Она пишет Юргену письмо, подробно рассказывая, как проводит время, где бывает, что видит и слышит, какие зарисовки делает, а в конце спрашивает, как обстоят дела в хоре, видимо, полагая, что таким образом сумеет хоть немного сгладить свою вину.

Как-то утром Ингрид направляется с альбомом для зарисовок к башне Далибора, названной в честь чешского святого, трагическая судьба которого послужила основой для либретто одной из опер Сметаны. Потом едет на Кампу — остров на Влтаве возле Карлова моста. Она осматривает водяную мельницу, пытаясь понять устройство ее замысловатого колеса, долго сидит у реки, в медленных водах которой отражаются синева неба и белизна облаков. Смотрит на эту красоту, пока не начинает кружиться голова. И опять почему-то вспоминает свою быструю речку, в прозрачной воде которой можно часто видеть застывшую на месте форель.

Домой она возвращается поздно и спокойно заявляет:

— Завтра я уезжаю.

Герда Фрайкамп встречает это сообщение довольно спокойно:

— Мужчина?

Ингрид утвердительно кивает — к чему скрывать?

— Да, но он не знает о моих чувствах.

— Ты ему нравишься?

Дочь неопределенно пожимает плечами:

— Не знаю…

— Тогда тебе будет нелегко… А это серьезно?

— Да, мама.

Через два дня Ингрид уже подъезжает к родным местам. В Бланкенау она садится в вечерний автобус и прижимается лбом к стеклу, по которому сбегают дождевые капли. Да, Прага осталась далеко позади…

При въезде в деревню она смотрит на часы — Юрген скоро должен начать репетицию.

Рошалю приходится докладывать командиру взвода об опоздании из увольнения за день до подведения месячных итогов.

Юрген пытается сохранить спокойствие:

— Вы обсудили этот проступок в отделении?

Встает Глезер:

— Так точно!

— Сидите… Что говорит Мосс?

Рошаль докладывает.

— Какое решение думаете принять?

— Мосс будет наказан.

— Согласен. До вечера доложите ваше решение. Итак, первое дисциплинарное взыскание во взводе. Не следует объяснять, на каком месте окажется наш взвод, и прежде всего ваше отделение, товарищ Рошаль.

Тот опускает голову:

— Я понимаю.

Оставшись вдвоем с Юргеном, Глезер улыбается:

— Старая история. Там, где появляется женщина, мужчина часто теряет рассудок.

— Слабое утешение, товарищ Глезер. Нельзя оставлять это дело без последствий… Вы девушку знаете?

— Видел однажды. И справки навел. Отец работает в Бланкенау, мать — счетовод в кооперативе… Мосс относится к таким людям, которые не смогут войти в нормальную колею, пока у них на шее взыскание. Я знал немало таких парней. Не могут отвыкнуть от гусарства. Пускай помается.

— Значит, вы предлагаете выговор?

Глезер поднимает руки:

— Совсем нет! Только как вариант. Моссу ведь еще долго здесь служить, и, если что, выговора ему не миновать. Я давно научился понимать, с кем имею дело.

— Надеюсь, вы ошибаетесь. Иначе у нас незавидная перспектива.

На следующее утро Рошаль объявляет Уве Моссу взыскание — лишение увольнений. На этот раз никто из солдат не пытается шутить, а в глазах у Философа сочувствие. Мосс стоит перед отделением красный как рак, но на лице у него застыло упрямое выражение, ибо он до последней минуты не верил, что его накажут.

После подведения итогов за месяц веселости у отделения Рошаля заметно убавляется — оно занимает во взводе последнее место.

Когда все собираются в своей комнате, устанавливается тягостная тишина. Первым не выдерживает Мосс. Он швыряет на койку фуражку и кричит:

— С ума, что ли, сошли? Думаете, я нарочно? Разве я не говорил, что гнал как бешеный?

Цвайкант похлопывает его по плечу:

— Шесть минут, мой дорогой. Это так, для точности…

— Да что с вами говорить! Все равно ничего не поймете!

Взбешенный Мосс выходит, громко хлопнув дверью.

Письмо Ингрид и открытку Марион Юрген получает в один и тот же день. На открытке на фоне лазурного неба изображено современное здание. Краски сочные, контрастные.

Так… Привет. Все идет по плану. Задание очень интересное, но требует полной отдачи. Погода чудесная. Если ничего не случится, вернется через два дня. Подпись и совсем мелким почерком вопрос: «Мы увидимся?»

Письмо захватывает Юргена. Отдельные места он перечитывает. Ему кажется, он догадывается, что хотела сообщить ему и в то же время утаить от него Ингрид. Он отказывается верить догадке, в сердцах называет себя ослом, который дружеский жест способен истолковать как бог знает что. Он читает и перечитывает письмо и, исполненный сомнений, засыпает перед самым рассветом.

Репетицию на этот раз приходится отменить. Юрген только начинает ее, как входит Ингрид — в узкой юбке, в темно-коричневой кофте, с новой прической, которая ей очень идет, загорелая, веселая. И группу уже не сдержать. Все окружают Ингрид, засыпают вопросами. Но она смотрит только на Юргена.

Он здоровается с ней, замечает блеск ее глаз, затаенное ожидание в них, и ему хочется взять девушку на руки, ибо теперь он знает, что любит ее. Однако он сдерживает себя и лишь спрашивает, была ли приятной поездка. Но Ингрид успевает многое прочесть в его глазах.

— Ты получил мое письмо?

Он молча кивает.

О работе в этот вечер никто не думает. Ингрид просят рассказать о поездке, и она рассказывает, но больше для Юргена, чем для ребят.

— Я захватила кое-что для тебя, — говорит она. — Зайдем потом ко мне?

Он снова согласно кивает. Его ожидает настоящий сюрприз — издание репродукций старых и современных славянских мастеров. Дорогая книга.

— С ума сойти. Ну что я могу сказать…

— Ничего не говори. Смотри и радуйся.

— Спасибо. А теперь рассказывай! Твое письмо чертовски интересное.

Они садятся у раскрытого окна. Ингрид старается воссоздать образ города в вечерних сумерках. Теперь она уже вместе с Юргеном бродит по его улочкам и площадям, мечтает на крепостных лестницах, размышляет на острове Кампа, у картин в Национальном театре…