Карл Вурцбергер - Прежде чем увянут листья

Ригер озабоченно спрашивает:

— Что с вами? У вас неприятности?

Майерс опускает голову:

— Все в порядке, просто я был невнимателен. Прошу прощения, товарищ капитан.

Ригер кивает:

— И все же хотелось бы знать, за что вас надо прощать. Когда ваше отделение оказалось на последнем месте по результатам ротных занятий, меня это удивило, но неудача может постигнуть каждого. Однако с той поры вы ходите как в воду опущенный. Отношения с солдатами у вас испортились, с командиром взвода тоже. Что дальше?

Майерс молчит.

— Может, нам стоит поговорить наедине? — спрашивает Ригер.

Сержант отрицательно качает головой:

— Нет, спасибо, товарищ капитан. Я постараюсь быть более собранным… Повторите, пожалуйста, вопрос.

Отвечает Франк четко, как по писаному. Капитан одобрительно кивает, подходит к нему поближе и тихо говорит:

— Ну хорошо… Знаете, у всех бывают неприятности, но никто из нас не имеет права опускать руки, ведь мы отвечаем не только за себя, но и за других — за роту, за взвод, за отделение. Понимаете?

— Так точно!

— Я рад, что наш короткий разговор все прояснил. Не люблю официальных бесед, верю, что командир всегда найдет общий язык с подчиненными, если в своих действиях будет руководствоваться здравым смыслом.

Кто-то из солдат хихикает, но тут же замолкает, потому что капитан оглядывает всех и громко говорит:

— Это относится ко всем. И к тем, кто назначает дополнительные занятия за счет свободного времени, и к тем, кто мирится с плохими оценками своего подразделения, и к тем, кого застают вместе с отделением за сбором яблок в чужом саду. Всем понятно, что я хочу сказать?

Рошаль и еще двое отводят взгляд в сторону, потом сержант поднимает голову:

— Разрешите объясниться? Это сделал я, потому что…

Капитан прерывает его:

— Потому что хотели как лучше. Это ясно. Если меня правильно информировали, ошибка уже исправлена. Но ведь можно было ее не допускать?

— Конечно.

— Вот видите… Теперь о краже чужих яблок. Мальчишками мы нередко забирались в соседские сады, и это считалось детской шалостью. Но когда отделение очищает целое дерево, согласитесь, это выглядит несколько иначе. Во-первых, похищена государственная собственность, во-вторых, пострадали те, чей заработок зависит от продажи этих самых яблок… Такие вот дела…

Проходит несколько дней, пока Майерс становится прежним Майерсом: он замечает каждую ошибку, не терпит никаких отговорок, а в глазах у него появляется вдохновенный блеск. Это продолжается до обеда. А в обед он слышит брошенные кем-то на ходу слова, принимает их на свой счет и реагирует соответствующим образом…

Вечером он отправляется в ресторанчик «У липы», чтобы утешиться за кружкой пива. Но ему не суждено долго оставаться в одиночестве. Появляется Глезер и подсаживается к нему:

— Твое здоровье, герой! А я было подумал, все у тебя уже позади. Оказывается, ошибся. Видно, ты все еще не можешь прогнать тоску.

— Какую тоску? — спрашивает Майерс.

Глезер смеется так, что глаза у него превращаются в щелочки:

— Ты и не представляешь, Франк, как хорошо я вас изучил. Меня не проведешь.

— Да разве вы можете представить, как тяжело у меня на душе! — вырывается у Майерса. — Вот, Вольф, у тебя дом, семья, дети…

— Все это можешь иметь и ты, если пожелаешь… Только не надо стучаться в одну и ту же дверь — там тебе все равно не откроют.

Майерс смотрит на старшину, прищурив глаза: Глезер улыбается простодушной улыбкой, и не поймешь, шутит он или говорит серьезно.

— Если ты не прекратишь об этом, я встану и уйду, — хрипло произносит Франк.

— Ладно-ладно, — успокаивает его Глезер.

— Не знаю, что ты думаешь обо мне, однако ситуация у меня сложилась не из легких. А сейчас я хочу просто отдохнуть.

— Конечно, твои проблемы решать придется тебе, но я не могу спокойно смотреть, как ты превращаешься в неврастеника. Утром ты такой, вечером совсем другой, — как норовистая лошадь. Теперь я уж и не знаю, какой же ты на самом деле.

Некоторое время они молча смотрят друг на друга через стол, а потом оба начинают хохотать.

Около десяти они уходят. У поворота к казарме они останавливаются.

— Послушайся доброго совета, Франк, возьми себя в руки, — говорит Глезер. — Она тебе все равно не достанется, вы же не подходите друг другу. Неужели ты все еще не понял это? Хочешь что-то доказать и только осложняешь себе жизнь.

Майерс смотрит в сторону:

— Будь здоров, Вольф. Счастливого пути!

Юргену в эти дни не по себе. Ему хочется оказаться где-нибудь далеко-далеко и освободиться сразу от всех своих забот. Ему стыдно, что он не может принять окончательного решения, и это угнетает его.

Мюльхайм не задает больше вопросов, и Юрген этому рад. От последней репетиции он увиливает под невразумительным предлогом. Просто боится смотреть в глаза Ингрид, боится, что и она станет его расспрашивать.

Но занятия в школе начинаются, и надо репетировать полным ходом, чтобы ко Дню провозглашения ГДР подготовить хотя бы небольшую программу. Кроме того, истекает две трети времени, отпущенного на обучение, а взвод все еще не стал коллективом, готовым беззаветно выполнять свои задачи по охране государственной границы.

Юрген делится своими сомнениями с Глезером, но тот не соглашается:

— Ошибаетесь, товарищ лейтенант. Если дело дойдет до серьезного испытания, все, как один, покажут себя с наилучшей стороны.

— Откуда у вас такая уверенность?

Глезер пожимает плечами:

— Я чувствую это, ведь у меня многолетний опыт…

— Мне тоже известно, что настоящая опасность сплачивает людей. Но когда я вижу на учениях, что некоторые не умеют как следует обращаться с оружием, то не могу избавиться от ощущения вины.

Глезер посмеивается:

— И все же у нас неплохое подразделение, товарищ лейтенант. Чего вы хотите? Четыре месяца — такой небольшой срок…

— Однако можно сделать гораздо больше.

— Думаю, вам просто трудно оценить собственные достижения. Особенно, если небосклон затянут тучами…

— Это что, намек? — спрашивает Юрген.

— Боже избавь, как вы могли подумать?

— Так уж прозвучало.

— Нет-нет, вы ошибаетесь… Хотя в оставшиеся два месяца лучше было бы иметь ясное небо над головой… Вы не говорили с Майерсом?

— Нет. А что?

— Не понимаю, что с ним происходит. Он так переменился…

— Может, все-таки здравый смысл возобладает и Майерс сумеет разобраться в своих проблемах?

— Все может быть, — отвечает Глезер. — Чужая душа — потемки. А нам не мешало бы обсудить план на следующую неделю. В воскресенье мне надо непременно пойти в увольнение.

Юрген смотрит на часы:

— Давай соберемся на полчаса после спортивных занятий…