Карл Вурцбергер - Прежде чем увянут листья

— Ты? В такое время? Один? Что случилось?

Он успокаивает мать:

— Ничего не случилось. Просто решил заглянуть к тебе. Разве ты не рада?

Материнский страх рассеивается. Фрида прижимает сына к груди, и он чувствует, как дрожат ее руки.

— Входи же, входи! Садись, я приготовлю что-нибудь поесть.

Он отказывается, но она и слушать ничего не хочет. Приносит яичницу с ветчиной, достает пиво, бутылку коньяка.

Юрген идет в свою комнату, осматривается. Все как прежде: плакаты на стенах, грамоты за участие в работе клуба вокалистов, книги. Нигде ни пылинки, только воздух в комнате немного застоявшийся.

— Ты похудел, — говорит мать. Слезы катятся у нее из глаз, она вытирает их большим голубым платком. — Ну вот и разревелась! А что тут удивительного? Живу одна, а тут единственный сын на пороге. В кои-то веки заехал! Ох, нелегко человеку в старости.

Юрген пытается обратить все в шутку:

— Ты и старость — какая чепуха! Ты в самом что ни на есть цветущем возрасте, когда есть и опыт, и силы, чтобы опыт этот использовать. Ты совсем не стареешь, мама.

В тоне его звучит фальшь, и он сам это чувствует. Он ненавидит такие вот минуты, инстинктивно противится упрекам и намекам, которые слышит в голосе матери, а недавно слышал в голосе другой женщины, более молодой. В них звучит претензия на единоличное обладание им.

Мать замолкает, и это гнетет его сильнее, чем слова. Он кладет прибор на тарелку:

— Ты же не одна, мама. У тебя работа, тебя любят коллеги, часто навещают.

Она согласно кивает:

— Это правда… Да ты ешь, ешь. Если ветчина остынет, будет невкусно… — Она поднимает рюмку: — Давай выпьем, сын, за тебя и за меня… Сколько ты пробудешь? Завтра у тебя свободный день?

— Нет, завтра утром мне надо ехать, — отвечает он.

— Тогда у тебя наверняка какие-то проблемы, иначе бы ты не приехал так внезапно, да еще поздно вечером… Что случилось?

Юрген отодвигает тарелку в сторону:

— Да, проблем хватает. Давай выпьем еще по одной!

— Переходи к делу. Что-нибудь с Марион? Вы ждете ребенка?

— О чем ты говоришь? Чтобы Марион захотела ребенка?! Кажется, между нами все кончено.

Мать наливает рюмку до краев, пододвигает ее сыну и спрашивает испуганно:

— Она больше не любит тебя? У нее есть другой?

Юрген залпом выпивает коньяк.

— У меня есть другая. У Марион, кажется, тоже кто-то есть, но я этого не знаю толком.

— Ничего не понимаю, но вы же…

— …Вы же друг друга обманываете, — заканчивает он фразу, которую, вероятно, собиралась сказать мать. — Прошу тебя, мама… Я не для этого приехал. Если бы ты знала, что со мной происходит…

— Может, я представляю это лучше, чем ты думаешь… — огорченно отвечает она. — Иначе зачем бы ты приехал?

— Домой приезжают, когда нужна помощь, а не для того, чтобы выслушивать упреки.

— Какие упреки? — тихо спрашивает Фрида Михель. — Чем пленила тебя другая? Она что, лучше Марион? Сколько времени все в Марион тебя устраивало, так почему же теперь не устраивает? Может, та, другая, просто вскружила тебе голову?

— Почему это она вскружила мне голову? А ты не можешь предположить, что я тоже способен…

— Знаю я тебя, — возражает мать. — И себя молодой хорошо помню… Меня беспокоят твои дела… Ты уже говорил с Марион?

— Нет… Все не так просто. Разве ты не понимаешь, в каком состоянии я нахожусь? А ты, когда собралась разводиться с отцом, неужели так сразу и сообщила ему об этом?

— Когда все было решено, я сказала ему об этом, а до тех пор оставалась верной женой.

Юрген отворачивается:

— Вашему поколению было легче, все вам было ясно. Поэтому сейчас, чуть что не так, вы тут же ссылаетесь на прошлое. Но ведь речь идет обо мне, мама. Мне не нужны ни упреки, ни советы, мне нужна твоя поддержка. Понимаешь?

Она утвердительно кивает и снова наполняет рюмки.

— Да, насколько я понимаю, теперь тебе, как никогда, потребуется мужество… А та, другая, знает о Марион?

— Знает.

Фрида Михель выпивает свою рюмку и качает головой:

— Не понимаю я молодых женщин… Знает, и все же… А ты-то понимаешь, что происходит? Эта новенькая… Если она не признает прав других, она и с твоими правами не посчитается. Тогда уж не жалуйся!

Юрген откидывает голову на спинку кресла, чтобы получше рассмотреть маленького паучка, спускающегося с потолка.

— Что же ты посоветуешь мне? — спрашивает он.

— Поступай так, как подсказывает тебе твоя совесть, — отвечает она. — Самое главное — не потерять уважения к себе. И помни простую истину: от добра добра не ищут.

Юрген смотрит на мать:

— Пойдем-ка спать.

Она колеблется, потом соглашается:

— Пойдем. Когда ты уезжаешь?

— Первым же поездом. Ты не вставай провожать меня.

— Ну вот! Является домой всего на несколько часов, а мать и провожать его не смей. Ах, Юрген!

На следующий день, рано утром, он сидит за столом и ест яйца всмятку, которые сварила для него мать.

— Так мы ни до чего и не договорились, Юрген, — говорит она. — Ты ничего не рассказал о своих делах — как тебя встретили в деревне, нашел ли ты там друзей. Да и я не успела сообщить тебе об очень важном. Кстати, я хотела написать тебе об этом…

Мать говорит это таким тоном, что он невольно настораживается:

— Откуда столько торжественности? Уж не собираешься ли ты замуж?

— Ты угадал: я собираюсь выйти замуж.

Юрген от неожиданности перестает есть.

— Ты это серьезно?

— Такими вещами не шутят, я хотела сказать тебе об этом еще вчера вечером, да не было ни времени, ни возможности…

— Это непостижимо…

Мать кивает:

— Молодые не все понимают. Не понимают, например, что такое одиночество старых людей.

— Ты одинока? Никогда бы не поверил. Твои коллеги по работе, друзья…

Фрида улыбается мягкой улыбкой, и серьезность сходит с ее лица.

— Тебе скоро на поезд, — говорит она. — А мне хотелось, чтобы ты меня понял… У нас осталось всего несколько минут. Ты так редко приезжаешь… Пойми, такое одиночество, о котором я говорю, приходит с годами. С ним ты садишься за стол, идешь спать и встаешь, от него избавляет разве что работа. А у меня впереди лет двадцать такой жизни. Это почти треть времени, отпущенного судьбой человеку. И чтобы не чувствовать себя одинокой и несчастной, нужен один-единственный близкий человек — коллектив его заменить не может…

— Я тебя не понимаю, мама. Нужно время, чтобы разобраться во всем этом.

— Значит, ты против?

— Нет, но это невероятно… Никогда не думал, что услышу от тебя такое. Я его знаю?

Она отрицательно качает головой:

— Он живет в районном центре, немножко старше меня и тоже одинок. Дети взрослые, у них свои семьи… Ешь, пожалуйста, тебе ведь в дорогу…

Юрген кивает:

— Желаю тебе счастья, мама.