Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

– На вашем месте, Хэтти, я бы не стал ни о чем беспокоиться. Мы с Беви отлично понимаем друг друга. И я думаю, что и себя она хорошо знает. Она умница, красавица, и я люблю ее. Если даже с нами и случится какая-нибудь неприятность, мы сумеем выпутаться. Постарайтесь жить и наслаждаться тем, что имеете, Хэтти. Я, вероятно, буду очень занят и, пожалуй, не сумею приезжать к вам так часто, как мне этого бы хотелось. Но помните, что я всегда начеку. И она тоже. И вам нечего беспокоиться.

– Да я вовсе и не беспокоюсь, Фрэнк! – сказала миссис Картер почти извиняющимся тоном. – Конечно, я знаю, Беви – девушка решительная, находчивая, и я знаю, как вы заботитесь о ней. И я надеюсь, что все сложится так, как вам хочется. Она правда очень подходит вам, Фрэнк. Такая талантливая, обаятельная. Жаль, вы не видели, как она прекрасно держала себя на пароходе! Как она всех умеет обворожить и в то же время ведет себя с таким достоинством, никому не позволяет вольностей! Вы у нас еще побудете? Я очень рада. Мне что-то нездоровится, но мы еще с вами увидимся попозже.

Она проводила его до дверей с видом хозяйки, которая провожает важного гостя, – таким он, в сущности, и был в ее глазах. Когда он вышел и закрыл за собой дверь, она подошла к зеркалу и, грустно поглядев на себя, чуть-чуть подрумянила щеки – на случай, если заглянет Беренис, – потом открыла чемодан, достала бутылку с бренди и налила себе в рюмку.

В конце недели, в субботу, супруги Каупервуд оказались в весьма интересном обществе, которое лорд Хэддонфилд собрал у себя в замке Бэритон-мэнор. Это было внушительное, массивное строение английской архитектуры XVI века, высившееся посреди обширного, прекрасно сохранившегося наследственного поместья, на юго-востоке Хардаун-Хис. С северо-запада к нему примыкала открытая, похожая на безбрежное море равнина, густо поросшая вереском. Эти простирающиеся на много миль, волнующиеся на ветру зеленые заросли пережили немало столетий, с ними не мог справиться ни плуг, ни сеятель, ни строитель. Их главная ценность как для богача, так и для бедняка заключалась в изобилии зайцев, оленей и всякой дичи. Это было излюбленное место охоты; сюда приезжали шумные компании с доезжачими в красных фраках, с гончими и борзыми. На юго-западе, куда глядел главный фасад замка, раскинулись пашни, покрытые лесами склоны, а посреди них виднелись тростниковые крыши небольшого ярмарочного селения – Литл-Бэритон; все вместе производило впечатление радушного сельского приюта.

Хэддонфилд встретил супругов Каупервуд на станции Бэритон. Это был все такой же веселый, несколько циничный джентльмен, каким Каупервуд знал его пять лет тому назад. У него сохранились приятные воспоминания об Америке, и он был очень рад видеть своих заокеанских друзей. По дороге к замку, показывая Эйлин великолепные газоны и тенистые аллеи, он сказал:

– Я опасался, миссис Каупервуд, что наша вересковая равнина покажется вам и вашему супругу унылым зрелищем. Поэтому я распорядился приготовить для вас комнаты с окнами в сад. В гостиной сейчас пьют чай – может быть, вы хотите подкрепиться с дороги?

Хотя великолепный нью-йоркский особняк Каупервуда с множеством слуг был намного роскошнее этого замка, а владелец его Хэддонфилд был далеко не так богат, как Каупервуд, Эйлин – по крайней мере в первую минуту – оглядывалась по сторонам с восхищением и завистью. Ах, если бы иметь вот такое поместье и такое солидное положение и блестящие связи, как у этого человека! Избавиться от необходимости отвоевывать себе место в обществе, жить в полном покое. Но Каупервуд, посматривая кругом с явным удовольствием, не испытывал никакой зависти. Блеск титула, богатство, доставшееся без всяких усилий, не производили на него никакого впечатления. Он, Каупервуд, сам создал себе имя и состояние.

Гости лорда Хэддонфилда, съехавшиеся к нему на субботу и воскресенье, представляли собой смешанное, но весьма изысканное общество. Накануне из Лондона приехал сэр Чарльз Стонледж, знаменитый лондонский артист, светило театрального мира, в высшей степени претенциозный и напыщенный субъект, пользовавшийся всяким случаем поддержать связь со своими аристократическими знакомыми. Он привез с собой артистку, мисс Констанс Хасэуей, которая с успехом выступала в это время в модной пьесе «Чувство».

Резкий контраст этой паре являли собой лорд и леди Эттиндж. Он – человек довольно известный в области судостроения и железных дорог, – рослый, цветущий, властного вида мужчина, любитель выпить и, будучи навеселе, склонный грубовато пошутить, тогда как в трезвом состоянии он склонен был к резким obiter dictа [43]скорее, чем к светской беседе. Леди Эттиндж, напротив, была особой в высшей степени дипломатичной, и лорд Хэддонфилд, посылая ей приглашение, просил ее на этот раз взять на себя роль хозяйки в его замке. Хорошо изучив привычки и настроения своего супруга, леди Эттиндж относилась к ним весьма терпимо, но при этом отнюдь не поступалась собственной персоной. Это была высокая, могучего сложения дама с румяными щеками, голубоватыми жилками на висках и холодными голубыми глазами. Когда-то она была недурна собой и очень привлекательна, как всякая девушка в шестнадцать лет, – по-видимому, она и по сию пору не забыла об этом, так же как и лорд Эттиндж. Он в свое время очень усиленно добивался ее руки. У леди Эттиндж было, несомненно, больше практического понимания жизни, чем у ее супруга. Старший отпрыск старинного богатого рода, лорд Эттиндж ценил титул и наследственные права выше каких бы то ни было личных достижений. Это не мешало ему участвовать весьма успешно в разных коммерческих операциях. Его супруга, не уступая ему знатностью происхождения, отличалась большей проницательностью: она следила за совершающимися на ее глазах переменами и искренне восхищалась такими нетитулованными гигантами, как Каупервуд.

Затем здесь были лорд и леди Босвайк, оба молодые, веселые, пользующиеся всеобщей симпатией. Они увлекались всеми видами спорта, посещали бега, скачки, могли составить партию в карты и благодаря своей заразительной веселости и живости были желанными гостями в любом обществе. Они украдкой посмеивались над четой Эттиндж, но, отдавая должное их высокому положению, держались с ними как нельзя более любезно.

Самым важным гостем – во всяком случае, в глазах Хэддонфилда, а также супругов Эттиндж – был мистер Эбингтон Скэрр, личность довольно темного происхождения – ни титула, ни родства, однако человек этот сумел создать себе громкое имя в финансовом мире. За четыре года мистер Скэрр создал весьма процветающую компанию по разведению скота в Бразилии. Пайщики этой компании уже получали недурные прибыли. Сейчас у него было не менее доходное овцеводческое предприятие в Африке, где благодаря неслыханно выгодным условиям, на которых ему удалось получить концессии от правительства, и удивительному умению сбивать цены и захватывать рынки он уже считался без пяти минут миллионером. Суровая критика его методов со стороны тех, кто склонен был усомниться в его порядочности, пока что не приобрела сколько-нибудь опасной гласности. Хэддонфилд и Эттиндж открыто восхищались его успехами, но благоразумно воздерживались от участия в его делах. Им не раз случалось делать выгодные обороты с акциями компаний Скэрра, но они всегда старались как можно скорее сбыть их с рук. Сейчас Скэрр затеял совершенно новое предприятие, однако на этот раз ему почему-то не так везло, как в прежних его авантюрах: он задумал построить новую линию подземной железной дороги на участке Бейкер-стрит – Ватерлоо и сумел получить на это парламентскую лицензию. Поэтому он и заинтересовался, когда неожиданно для себя услышал о приезде Каупервуда.