Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

Однако в обществе Толлифера ей не приходилось скучать. Вечером в день приезда он зашел к ней в отель «Ритц», где она остановилась со своей горничной. Эйлин была несколько растеряна и втайне недоумевала: зачем она, собственно, сюда приехала? Конечно, ей хотелось съездить в Париж, но ведь она мечтала поехать с Каупервудом. Правда, на этот раз у нее не было никаких оснований сомневаться в том, что супруг ее действительно занят по горло – он так много рассказывал ей о своей лондонской затее, и об этом столько шумели в прессе. Как-то раз она встретила Сиппенса в вестибюле отеля «Сесиль», и он, захлебываясь от восторга, стал рассказывать ей обо всех этих запутанных делах, которыми сейчас поглощен Каупервуд.

– Да если он доведет это дело до конца, миссис Каупервуд, он прямо весь город перевернет! – сказал Сиппенс. – Боюсь только, как бы патрон не слишком заработался, – добавил он, хотя, сказать по правде, если он чего-нибудь и боялся, так отнюдь не этого. – Ведь он уж не так молод… Но знаете, по-моему, с годами ум его стал еще острее, а сам он сделался еще проворнее.

– Да, знаю, знаю! – отвечала ему Эйлин. – Что бы вы мне ни сказали о Фрэнке, это для меня не новость. Такой уж это человек, у него всегда будут дела, пока в могилу не ляжет.

Этот разговор с Сиппенсом несколько успокоил Эйлин: разумеется, он говорил правду, – и все-таки в душе у нее шевелилось подозрение, что у Каупервуда наверняка есть какая-то женщина… может быть, это Беренис Флеминг. Но кто бы там ни был, она, Эйлин, – миссис Фрэнк Каупервуд. Она утешалась сознанием, что где бы и когда бы ни произнесли ее имя, все оборачивались и с интересом смотрели на нее: в магазинах, отелях, ресторанах. А потом еще этот Брюс Толлифер… Едва только она приехала, и уже он тут как тут, красивый, обаятельный.

– А вы все-таки послушались моего совета! – весело сказал он, входя к ней в номер. – Ну теперь, раз уж вы здесь, я беру на себя полную ответственность за вас. Если вы в настроении, извольте немедленно одеваться к ужину. Я пригласил кое-кого из друзей, и мы хотим отпраздновать ваш приезд. Вы знаете Сидни Брэйнерда из Нью-Йорка?

– Да, – отвечала Эйлин в полном смятении чувств. Она знала понаслышке, что Брэйнерды – люди очень богатые и с видным общественным положением. Миссис Брэйнерд, сколько она могла припомнить, это Мэриголд Шумэкер из Филадельфии.

– Миссис Брэйнерд сейчас здесь, в Париже, – продолжал Толлифер. – Она и еще кое-кто из ее друзей ужинают с нами сегодня у «Максима». А потом мы поедем к одному презабавному аргентинцу. Он вам очень понравится, я уверен. Вы как думаете, через час вы будете готовы? – И он повернулся на каблуках с видом человека, который предвкушает очень весело провести вечер.

– Безусловно! – смеясь отвечала Эйлин. – Но если вы хотите, чтобы я успела, вы должны сию же минуту уйти.

– Превосходно! – отвечал Толлифер. – Удаляюсь! Мне бы хотелось видеть вас во всем белом, если у вас есть, и с темно-крсными розами. Вы будете просто ослепительны!

Эйлин даже вспыхнула от такой фамильярности. Какой, однако, самоуверенный этот кабальеро!..

– Хорошо, надену, – задорно улыбнувшись, отвечала она. – Если только мне удастся найти это платье.

– Великолепно! Итак, я возвращаюсь за вами ровно через час. А пока – до свидания!

Он поклонился и исчез. Одеваясь, Эйлин снова и снова задавала себе вопрос – как объяснить это внезапное, настойчивое и самоуверенное ухаживание Толлифера? По всему видно, что он не без денег. Но с такими прекрасными связями и знакомствами… чего он, собственно, добивается от нее? И почему эта миссис Брэйнерд принимает участие в вечеринке, которая устраивается, по-видимому, не ради нее? Но, как ни смущали ее все эти противоречивые мысли, все-таки дружба с Толлифером – какие бы у него там ни были виды – прельщала и радовала ее. Если даже это просто расчетливый авантюрист, домогающийся денег, как и многие другие, то, во всяком случае, он очень умен, прекрасно держит себя, и потом у него столько изобретательности по части всевозможных развлечений и такие возможности, каких ни у кого из тех, с кем она встречалась последние годы, и в помине не было. Все это были такие неинтересные люди, и их манеры иной раз страшно раздражали ее.

– Готовы? – весело воскликнул Толлифер, входя к ней ровно через час и окидывая взглядом ее белое платье и темные розы у пояса. – Если мы сейчас выедем, мы будем как раз вовремя. Мисссис Брэйнерд приедет со своим приятелем – греком, молодым банкиром. А ее подруга миссис Джюди Торн – я, правда, ее не знаю – приведет с собой настоящего арабского шейха Ибрагима Аббасбея, который бог ведает зачем приехал сюда в Париж. Но хорошо, что он хоть говорит по-английски. И грек тоже.

Толлифер был несколько возбужден и держал себя в высшей степени непринужденно. Он важно разгуливал по комнате, опьяненный сознанием, что вот наконец-то он снова чувствует себя по-настоящему в форме. Он очень насмешил Эйлин, когда вдруг ни с того ни с сего начал возмущаться меблировкой ее номера.

– Вы только посмотрите на эти портьеры! Вот на всем этом они здесь и наживаются! А сейчас, когда я подымался в лифте, он весь скрипел. Представьте себе что-нибудь подобное в Нью-Йорке! И ведь именно такие люди, как вы, и дают им возможность грабить.

– Разве здесь так уж плохо? – чувствуя себя польщенной, улыбнулась Эйлин. – А я, признаться, даже не обратила внимания. Да и где, собственно, можно было бы еще остановиться?

Он ткнул пальцем в шелковый абажур напольной алебастровой лампы на высокой ножке.

– Смотрите, винное пятно! А вот кто-то тушил сигареты об этот так называемый гобелен. И я, знаете, не удивляюсь!

Эйлин очень забавляла эта истинно мужская придирчивость.

– Да полно вам, – смеясь сказала она. – Мы могли бы попасть в какую-нибудь гостиницу, где во сто раз хуже. И знаете, мы заставляем ждать ваших гостей.

– Да, верно, интересно, пробовал ли когда-нибудь этот шейх наше американское виски? Вот мы сейчас это узнаем!

Ресторан «Максим» в 1900 году. Навощенные до зеркального блеска черные полы отражают красные, как в помпейских домах, стены, позолоченный потолок и переливающиеся огни трех огромных хрустальных люстр с бесчисленными подвесками. Массивные входные двери и еще дверь в глубине; все остальное пространство вдоль стен уставлено диванчиками, обитыми красновато-коричневой кожей, и перед каждым маленький уютный столик, сервированный для ужина. Интимная, типично французская атмосфера – она словно завладевает вашими чувствами, рассудком и погружает вас в сладостное забытье, которого все жаждут, все ищут в наши дни и обретают только в одном-единственном месте – в Париже. Едва только вы входите – вы сразу переноситесь в какой-то блаженный мир видений: лица, типы, костюмы, пестрая сутолока, смешение всех национальностей, пышный парад богатства, славы, титулов, могущества, власти – и все это туго затянуто в привычную, традиционную форму светских условностей, кичится ими и вместе с тем жаждет освободиться от них. Потому-то и стекается сюда эта роскошная публика, ибо здесь, не нарушая светской благопристойности, она может вдосталь насладиться непристойным зрелищем – главной приманкой программы светских увеселений.