Теодор Драйзер - Финансист. Титан. Стоик. «Трилогия желания» в одном томе [сборник litres]

Эйлин, как и Каупервуд, мгновенно поняла, что произошло. Батлер или миссис Каупервуд следили за ними; скорее всего, это был ее отец. Теперь Каупервуд думал о том, как защитить ее, а не себя. Даже в таком положении он не слишком интересовался собственной участью. Во всем, что было связано с женщинами, врожденное чувство долга препятствовало страху. Вполне возможно, что Батлер хочет убить его, но это его не беспокоило. Он действительно не думал об этом обстоятельстве и не был вооружен.

– Я оденусь и спущусь вниз, – сказал он, когда увидел бледное лицо Эйлин. – Ты оставайся здесь и ни в коем случае не беспокойся, потому что я вытащу тебя отсюда… Нет, не волнуйся. Это мое дело. Я привел тебя сюда, и я выведу тебя отсюда. – Он пошел за своими пальто и шляпой, но на ходу добавил: – Иди и оденься, но я выйду первым.

Едва закрылась дверь, Эйлин принялась быстро и нервно одеваться. Ее разум работал, как телеграфный механизм. Она гадала, мог ли это быть ее отец. Возможно, и нет. Может быть, это какой-то другой, настоящий мистер Монтегю? Предположим, это ее отец, но до сих пор он ничего не сказал родным и сохранял ее тайну. Он любил ее, и она знала об этом. Если дома ребенка любят, холят и балуют, а не наоборот, это огромная разница. Эйлин любили, холили и баловали с самого рождения. Она не могла представить, что ее отец может физически совершить нечто ужасное по отношению к ней или к кому-то еще. Но ей было чрезвычайно трудно предстать перед ним и посмотреть ему в глаза. Когда она по-настоящему вспомнила его, то ее взволнованный ум подсказал, что нужно сделать.

– Нет, Фрэнк, – прошептала она. – Это отец, и тебе лучше отпустить меня. Думаю, он ничего не сделает со мной или с тобой. Если это он, оставь мне записку в конторе. Я приду туда. Если я смогу как-то помочь тебе, то сделаю это. Рано или поздно все решится, но сейчас не время для объяснений. Ничего не говори.

Он надел пиджак и пальто и стоял с шляпой в руке. Эйлин была почти одета и сражалась с рядом алых пуговиц на спине своего платья. Каупервуд помог ей. Когда она надела шляпку, перчатки и была полностью готова, он сказал:

– Позволь мне выйти первым. Я хочу посмотреть.

– Нет, Фрэнк, пожалуйста, – мужественно воспротивилась она. – Дай мне; я знаю, что это отец. Кто еще это может быть? – Она на мгновение подумала, что отец мог привести ее братьев, но не поверила этому. Она знала, что он не может так поступить. – Ты можешь спуститься, если я позову, – продолжала она. – Ничего страшного не случится. Я понимаю отца. Он ничего мне не сделает. Если пойдешь ты, это лишь рассердит его. Позволь мне спуститься, а сам стой у двери. Если я не позову тебя, это нормально. Ты согласен?

Она положила маленькие руки ему на плечи, и Каупервуд тщательно взвесил ее слова.

– Хорошо, – сказал он. – Но я спущусь вместе с тобой.

Они подошли к двери, и Каупервуд открыл ее. За дверью стоял Олдерсон, а миссис Дэвис и два других сыщика держались футах в пяти от них.

– Итак? – властно произнес Каупервуд, глядя на Олдерсона.

– Джентльмен внизу хочет видеть эту даму, – сказал Олдерсон. – Полагаю, это ее отец, – тихо добавил он.

Каупервуд уступил дорогу Эйлин, которая проскользнула мимо, разъяренная присутствием мужчин и своим разоблачением. Мужество полностью вернулось к ней. Она была разгневана при мысли о том, что отец выставил ее на посмешище. Каупервуд сделал шаг следом за ней.

– Я бы посоветовал не спускаться прямо сейчас, – рассудительно предупредил Олдерсон. – Там ее отец. Кажется, его зовут Батлер, не так ли? Он хочет видеть ее гораздо больше, чем вас.

Каупервуд медленно вышел на лестничную площадку и прислушался.

– Что случилось, отец? – услышал он голос Эйлин.

Он не расслышал ответ Батлера, но остался спокоен, потому что знал, как сильно старый ирландец любит свою дочь.

Встретившись с отцом, Эйлин попыталась смерить его дерзким и укоризненным взглядом, но серые глаза Батлера, глубоко запавшие под кустистыми бровями, являли такую усталость и отчаяние, что даже в своем гневе она не осмелилась открыто выступить против него. Все это было слишком грустно.

– Не ожидал найти тебя в таком месте, дочь моя, – сказал он. – Я думал, ты более высокого мнения о себе.

Его голос прервался, и он ненадолго замолчал.

– Я знаю, с кем ты здесь, – продолжал он, грустно качая головой. – Негодяй! Я еще доберусь до него. Я нанял людей, чтобы следить за тобой. О, какой стыд! Стыд и позор! Ты сейчас же поедешь домой вместе со мной.

– В том-то и дело, отец, – сказала Эйлин. – Ты нанял людей для слежки за мной. Мне следовало бы подумать… – Тут она замолчала, потому что он вскинул руку странным, мучительным и в то же время властным жестом.

– Молчи, молчи! – велел он, сверкая глазами из-под седых бровей. – Я этого не вынесу! Не искушай меня! Мы еще не ушли из этого дома. Он еще здесь! Теперь мы поедем домой.

Эйлин поняла, что он говорит о Каупервуде. Это испугало ее.

– Я готова, – нервно сказала она.

Старик вышел первым, терзаясь от унижения. Он чувствовал, что до конца своих дней будет помнить муки этого часа.

Несмотря на ярость Батлера и его решимость причинить всевозможные бедствия молодому финансисту, он был настолько взбудоражен и потрясен поведением Эйлин, что с трудом мог считать себя тем человеком, которым он был еще вчера. Она была такой бесстрастной, такой отчаянной! Он ожидал, что она совершенно увянет, столкнувшись с доказательством своей вины. Как только они отъехали от дома, он с горестным изумлениям обнаружил, что пробудил в девушке бойцовские качества, сравнимые с его собственными. В ее характере обнаружилась твердость, присущая отцу и Оуэну. Она сидела рядом с ним в маленькой коляске, взятой у сыщиков, и ее лицо то бледнело, то краснело от разных мыслей, волнами накатывавших на нее. Теперь, когда отец подстроил ей ловушку, она была полна решимости стоять на своем, провозгласить свою любовь к Каупервуду и свою позицию в целом. Какая разница, что теперь думает ее отец, спрашивала она себя. Она полюбила Каупервуда и была навеки опозорена в глазах отца. Чего ей еще терять? Она так низко пала в его родительском мнении, что он стал шпионить за ней и унизил ее перед другими мужчинами, незнакомцами, сыщиками, Каупервудом. Какие чувства она могла испытывать к нему после этого? По ее мнению, он совершил большую ошибку. Он поступил глупо и недостойно; такое было недопустимо, как бы сильно она ни провинилась перед семьей. Чего он надеялся достичь, разоблачив ее подобным образом и сорвав покровы с ее души перед чужими людьми, перед этими грубыми сыщиками? О, как она страдала, когда спускалась из спальни в приемную! За это она никогда не простит своего отца, никогда, никогда! Он убил ее любовь к нему, и она чувствовала это. Теперь между ними развернется настоящая битва. Пока они ехали в полном молчании, она демонстративно сжимала и разжимала кулаки, впиваясь ногтями в ладони, а ее губы сжались в тонкую линию.