Людмила Уварова - Сын капитана Алексича

Как и обычно, у Нюси все было благопристойно, прилично и очень скучно. Нюсин муж, учитель математики в техникуме, молчаливый и тихий человек, вежливо слушал Нюсину маму, которая обстоятельно рассказывала о том, как хорошо училась Нюся в школе, сплошь на одни пятерки. Потом Нюся показывала тетради своего сына, чистенькие, безукоризненные тетради, — сын пошел в мать, тоже учился на одни пятерки, — и, чтобы подчеркнуть его одаренность, удрученно говорила:

— Теперь так трудно учиться, не то что в наше время…

Тут же сидели две тетки Нюси, обе одинаково толстенькие, смешливые старушки, качали головой в такт Нюсиным словам, с уважением пришептывали:

— Да, да, теперь очень трудно учиться…

«Как она рано постарела, — грустно думала Женя, глядя на толстые руки Нюси, на ее озабоченные глаза, уже окруженные ранними морщинками. — И слова-то какие говорит: «в наше время», словно не тридцать ей, а все пятьдесят».

Женю не тяготило одиночество, она даже привыкла быть одной; правда, иной раз и она думала о семье, близком человеке, о верной, доброй руке, на которую можно опереться.

Но она гнала от себя эти мысли, и теперь, глядя на Нюсю, на ее молчаливого мужа и тихонького, очень серьезного сына, типичного добропорядочного мальчика «из хорошей семьи», глядя на весь этот семейный уют, который Нюся кропотливо создавала изо дня в день, она не испытывала зависти.

Нет, не этого ей бы хотелось, не об этом мечталось. Чем жить такой вот размеренной, тусклой, раз и навсегда упорядоченной жизнью, лучше уж быть одной, независимой, свободной и чувствовать себя молодой, несмотря ни на что.

В конце вечера пришел новый гость — знакомый Нюсиного мужа. Звали его Константин, Костя.

Он был молодой, года на три моложе Жени, светловолосый, синеглазый.

Внешне ничего особенного, но с его приходом словно струя свежего воздуха ворвалась в тихую комнату.

У него был громкий голос, порывистые движения, и минуты не мог усидеть спокойно. Он приподнял Нюсиного сына и тормошил и кружил его до тех пор, пока мальчик не рассмеялся, и только тогда стало видно, что это обычный нормальный мальчишка, а не только первый ученик четвертого класса.

Потом он заставил мужа Нюси выпить рюмку особой водки «Паланга», которую он принес с собой, и упросил его спеть что-нибудь под гитару. И вдруг оказалось, что у этого добропорядочного молчаливого педагога неплохой голос и что он весьма прочувствованно исполняет цыганские романсы.

Потом завели проигрыватель, и Костя стал танцевать с Женей, с Нюсей и даже с Нюсиной мамой.

Танцевал он все танцы подряд и все одинаково плохо. Но это не смущало его. Он старательно кружил Нюсю, ее толстую маму и шептал Жене на ухо:

— После них с вами отдыхаешь. Честное слово!

«Смешной, — думала снисходительно Женя, глядя на его пылающие щеки. — И такой какой-то — весь на поверхности, прозрачный…»

Когда все уселись за стол и Нюся внесла различные слоеные, бисквитные и песочные пироги собственного изготовления, а Нюсина мама стала разливать чай, Костя тихо шепнул Жене:

— Удерем?

— Хорошо, — согласилась Женя. — Но как?

— Это уж мое дело.

Они скрылись незаметно, по-английски, как сказал Костя.

Оба вышли в коридор, будто бы на минутку, и не вернулись.

— Обидятся, — сказала Женя.

Он рассмеялся:

— Что вы! Напротив, спасибо скажут. Они же все с ног сбились, у Нюси даже глаза слипаются. Не заметили?

Женя не заметила, но положилась на него. По-английски так по-английски, тем лучше.

Возле Жениного дома Костя остановился, взял Женю за руку.

— Вы хорошая, — сказал он. — Вы то, что называется «свой парень».

— Правда? — спросила Женя.

— Конечно. С вами легко и говорить и молчать.

Вынул из кармана пачку папирос, задумчиво размял пальцами папиросу.

— У меня сегодня случилась неприятность на работе.

— Вот как, — сочувственно сказала Женя. — А по вас не видно.

— Я решил воспитывать характер, — серьезно сказал он. — Что бы ни было на душе, а людям показывать нельзя. Верно?

— Верно, — ответила Женя.

Огонек спички осветил его опущенные ресницы. Он курил, закинув голову, смотрел на темные окна ее дома.

— Я пойду, — сказала Женя.

Он бросил папиросу на землю, придавил ее ногой.

— Можно вас когда-нибудь еще увидеть?

В темноте она не могла разглядеть его глаза, но ей показалось, они смотрят на нее робко, умоляюще.

И она ответила, помедлив:

— Хорошо, как-нибудь…

Они стали встречаться, сперва реже, потом все чаще. Он был, конечно, совсем не таким, каким она поначалу сочинила его себе.

В одном она не ошиблась — он был с характером, притом довольно упрямым.

Основное в нем была его правдивость. Он не мог, просто не умел сказать неправды. Сразу же признался ей, что женат и что жена ждет ребенка.

Однако он всегда находил время встретиться с Женей. Даже по воскресеньям приходил к ней. И никогда не спешил, не посматривал как бы невзначай на часы, как это часто делают женатые мужчины.

Однажды зимой он неожиданно сказал, что любит ее. Женя не удивилась. Она ждала этих слов.

Самой себе она уже давно призналась, что он для нее стал дорогим, должно быть, самым дорогим человеком.

Когда-то встретилась в ее жизни большая, преданная, ничего не требующая взамен любовь, которой суждено было остаться безответной. Только теперь, когда Сени Комарского давно уже не было на свете, она понимала: он любил ее так, как, может быть, ее уже никто никогда не полюбит.

Но она прошла мимо этой любви. Прошла и забыла, как и не было ее вовсе. Редко-редко вспоминала о Сене, о том, что он говорил ей.

Она искренне привыкла считать себя уже немолодой. Однажды она слышала, нянечка в школе про кого-то сказала:

— После двадцати лет годы скользом идут, после тридцати — камнем катятся…

Тридцать два года — возраст не маленький. Что ж, и так бывает, и можно очень даже хорошо, так вот, ни в кого не влюбляясь, спокойно прожить всю жизнь, а годы — пусть себе камнем катятся, ей-то что?

Но и теперь, влюбившись, она не думала о будущем, о том, как должна сложиться жизнь. Как будет, так будет. Не все ли равно? Она любит, любима, что еще надо?

Брат пытался объясниться с нею, она обрывала его на первом слове. Костя чем-то не нравился ему? Пусть так. Неизвестно, чем это все кончится? А зачем загадывать?

Брат пожимал плечами. В сущности, у него просто не было времени, да и особого желания вдаваться в подробности.

Он работал механиком гаража, учился на вечернем отделении автомеханического института и в конце концов, предпочел махнуть на все рукой. Пусть делает как знает, в конечном счете — ее дело!

И вот все вышло так, как и должно было выйти. Костя уехал на целину и вызвал ее к себе.