Миклош Залка - Осада

Петер Фёльдеш заковыристо выругался. Он еще не закончил ругаться, как получил новый «подарок». Взрывы снарядов и мин слились в общий гул, стучали пулеметы, заглушая хлопки винтовочных выстрелов. Сыпались комья земли. «Еще этот дождик…» Петер чувствовал себя очень несчастным. «Скотина, дубина стоеросовая… Из-за такого осла придется погибать…» Он поудобнее улегся в воронке, решив ждать. «Бейте, рвите друг друга, как бобик тряпку…» Петер положил на край воронки ручную гранату, а рядом — винтовку, потом отвернул пробку фляжки и сделал большой глоток кофе, разбавленного ромом. С утра он остыл, но все равно было приятно взбодрить себя. Аккуратно вытерев усы и спрятав на место флягу, он вытащил из кармана брюк жестяную коробочку с куревом.

Гремевший вокруг бой Петера не особенно волновал. В эту воронку еще раз все равно не попадут, в этом он был уверен и потому считал себя в относительной безопасности. Он решил просидеть в воронке до вечера, тем более что табаку и бумаги для курева у него было достаточно. А когда стемнеет, он сумеет доползти до тех нескольких человек, которые останутся от роты после боя. А их останется немного, и Петер надеялся, что ротный-то наверняка в живых не останется. И снова ему пришла в голову мысль: а не перейти ли к русским? Вспомнил он и страшные рассказы о том, что творят русские с пленными, только он не верил этим россказням. «Все это сказки, а вот Сибирь действительно очень далеко».

Самокрутка была готова.

Вдруг рядом что-то страшно грохнуло и оглушило Петера. Перед глазами поплыли огненные круги.

«Да идите же вы все к… матери!..» Он сдвинул брови, принимая за личное оскорбление, что его никак не оставляют в покое.

Силой взрыва его слегка подбросило, земля под ним мелко задрожала. Комья земли, оторвавшись от края воронки, посыпались на дно.

— Ну и ну… — зло пробормотал он.

Когда земля успокоилась, он неодобрительно покачал головой, сунул в зубы самокрутку и защелкнул жестяную табакерку.

И в этот момент что-то свалилось ему на шею. Петер застонал и оттолкнул это что-то к стене ямы.

От удивления у него перехватило дыхание, глаза вылезли из орбит. Сигарета выпала изо рта.

Привалившись к стенке, в яме сидел красноармеец. Он тяжело дышал. Одежда его была изорвана и висела на нем клочьями, лицо перепачкано кровью и маслом; белокурые волосы, сбившись в клочья, прилипли ко лбу, глаза дико блестели. В руке он сжимал пистолет, направив его в грудь Петера.

Они смотрели друг на друга волчьими глазами.

«Мать твою… — Петер не смел даже пошевельнуться. — Смотрите на него, сам еле дышит, а туда же, воевать».

Грудь русского, словно кузнечные мехи, вздымалась и опускалась. Одна нога у него как-то неестественно подвернулась, и, опираясь о стенку ямы, он слегка сполз вниз, но пистолета из рук не выпустил, бросая косые взгляды на винтовку и гранату Петера.

Посмотрев на ногу русского, Петер увидел, что чуть повыше щиколотки из нее через сапог торчит длинный осколок.

«Надо бы его вытащить», — подумал Петер, но, взглянув в глаза солдата, потерял охоту делать это. «У него даже глаза и те стреляют».

Так они некоторое время смотрели друг на друга. В глазах русского светилась ненависть.

Вдруг из его груди вырвался странный сипящий звук, пистолет в руке задрожал, а пальцы побелели. Фёльдеш испугался, что тот, умирая, еще успеет выстрелить в него.

— Пить… — прохрипел русский, сглотнув слюну, отчего кадык его прыгнул вверх. Левой рукой он взял у Петера флягу и начал жадно пить, жидкость стекала у него изо рта прямо на изорванную гимнастерку.

Флягу русский не возвратил, а положил возле себя.

Петер пошевелился, чтобы взять ее, но русский поднял пистолет.

— Стой! — вырвалось из его уст. — Плен…

«Черта с два я встану, — мысленно возразил ему Петер, — и почему это я пленный?!» Но больше не двигался. «Давай хотя бы закурим…» — решил Петер, показав пальцем на табакерку.

Русский только взглядом дал понять, что против этого он не возражает.

Петер закурил. После нескольких затяжек он начал постепенно приходить в себя. Над ним пролетали снаряды и рвались где-то вдали. «Бьют по позициям… Так, значит, я в плену…» По телу прошла дрожь. Он взглянул на русского. Тот, прищурив глаза, следил за каждым движением Петера. «Вот это да!.. Падает сюда человек — полутруп, и я должен плестись с ним в Сибирь… Если бы не была эта Сибирь так далеко… — Петер потянул носом и покачал головой. — Ужасно далеко… Нет, туда я не ходок…»

Левой рукой русский тем временем подгреб к себе винтовку и гранату Петера.

Фёльдеш снисходительно наблюдал за его вялыми движениями.

«Дурак… Скоро умрешь от слабости…»

Русский с трудом приподнялся по стенке и выглянул из воронки.

Фёльдеш продолжал усердно курить. Он был уже спокоен. До наступления темноты отсюда нельзя будет показывать и носа. А до тех пор этот Иван двадцать раз упадет в обморок. И тогда он разоружит его и вечером по-хорошему распрощается с ним. Пистолет отдаст ему, правда, без патронов, потому что если тот вернется к своим без оружия, то наверняка ему здорово влетит. А если русский не упадет в обморок, то и тогда Петер сумеет в темноте смыться от него, и пусть Иван забирает его винтовку, оставить которую Петер не боялся, потому что в такой суматохе, что была сегодня, он сможет найти себе хоть дюжину винтовок, пока будет ползти к своим.

Через минуту русский рухнул обратно в яму и подозрительно оглядел Фёльдеша.

Петер улыбнулся. «Успокойся, дурачок… На черта ты мне нужен, старик. Я тоже знаю, что вы уже выиграли войну, но в Сибирь я все равно не поеду…»

Русский вытер лицо рукавом гимнастерки. Дышал он тяжело, но ствол пистолета от Фёльдеша не отводил, и Петер вдруг стал чувствовать себя как-то скверно: «Ведь Иван, вздрогнув, даже помимо своей воли может нажать на спуск и выстрелить в меня…»

— Гитлер капут, — произнес Петер по-дружески, следя за тем, какое это действие окажет на Ивана. Но русский отнюдь не расчувствовался от этого. «Все, эта пластинка кончилась…» Петер начал искать более веский довод. Ударив себя в грудь, он громко сказал:

— Коммунист…

На это русский ответил таким взглядом, что Петер посчитал за лучшее прекратить всякие попытки братания.

Послышался гул моторов, заухали пушки.

Петер Фёльдеш прислушался, пытаясь определить, откуда идут танки. Русский опять приподнялся над краем ямы и быстро спрятал голову вниз.

«Значит, наши…» Фёльдеш не обрадовался этому. Он так хорошо спланировал отделаться вечером от русского. И сделал бы это тихо, культурно, по-дружески. А теперь вот опять идут эти гады и плюют в кастрюлю. «Нужно схватить за конец пистолета. Этот не даст просто так схватить себя за руку». Он посмотрел на русского.