Лариса Федорова - Не лги себе

Между тем «влиятельный знакомый» насчет прописки сказал Клаве так:

— Я, конечно, за то, чтобы ты в Москве осталась, но только на законном основании…

Клава струхнула: неужто сватать начнет? Но старшина милиции рассеял ее неосновательные подозрения.

— На стройку поступай работать. Там и общежитие дадут приличное и пропишут. А сначала пошлют на курсы штукатуров или маляров.

— Да какой же из меня маляр? — тихо сказала Клава. — Там небось по стенкам с кисточкой лазить надо. При моей-то комплекции!

Клавин поклонник посмотрел на нее с удивлением. Какая такая у нее особая комплекция? Чуть-чуть кругленькая, только и всего.

— В поле-то я ловкая, — опять вздохнула Клава. — Как начну свеклу прореживать, ни одна девчонка за мной не угонится. Все десять пальцев у меня в ходу. Я работать люблю!

— А зачем тогда в город ехала?

Девушка вздохнула.

— Москву посмотреть хотелось. Да и принарядиться тоже. Платят здесь хорошо, не то что у нас…

— Это верно, — согласился Клавин поклонник. — И особенно в цене ваш брат, домработницы. Но только для молодых девушек это не должность. Сама говоришь, что на большее способна. Ты девчонка грамотная, по-государственному рассуждать должна. Верно я говорю?

— Верно, — согласилась польщенная Клава. — Но что же мне все-таки делать?

— То, что я советую: иди на стройку.

— Нет, не решусь я.

— Ну, тогда посодействую, — хитро улыбнулся старшина милиции и проводил ее на этот раз до самых дверей квартиры да еще спросил, как фамилия Клавиных хозяев.

А через день ночью к Милютиным постучался участковый.

— Разрешите паспорта.

Смущенные Милютины безропотно подали свои документы. Они уже догадывались, в чем дело, и виновато посматривали на Клаву, которая сладко спала на раскладушке.

— Что за гражданка? — кивнул на нее участковый.

— Это домработница. Дело в том, что мы ожидаем ребенка. И вот заблаговременно…

Тут Клава проснулась и, увидев в комнате военного, в первую минуту почему-то подумала, что это Саша. Но нет. Парень был старше Саши, а главное — ужас какой официальный!

— Гражданка, ваш паспорт!

— Чего это среди ночи? — нахохлилась Клава.

— Не имеет значения.

— А раз не имеет, то и приходите утром!

Не будь у нее знакомства в милиции — конечно, она бы так не храбрилась. На Сашкино заступничество она рассчитывала твердо. Он там, в своем отделении, всех знает, намылит завтра голову этому чернявому! Ишь, какой прыткий, писать чего-то собирается! Ну и пусть. Не покажет она ему свой паспорт.

— Клава, разве так можно? — смущенно сказала хозяйка, зябко кутаясь в свой фланелевый халатик. — Милиция у нас начальство, и нужно ей подчиняться. Это наш товарищ участковый. Скажи мне, где лежит твой паспорт, и я покажу ему сама. — И к участковому: — Извините ее, она у нас из деревни, всех правил еще не знает…

Настороженно, готовая надерзить, следила Клава, как участковый листает ее новенький паспорт. Знал бы он, с каким трудом она его получила! Думает, так это просто — взять да уехать из колхоза в Москву. Недостает в деревне народа, потому что все в город стремятся, а хлеб-то кто же выращивать станет? Вот и придерживают молодежь. Уж как стыдил ее, как уговаривал председатель! И улучшения всякие обещал. Но Клава твердо стояла на своем: она человек свободный, куда захочет, туда и поедет. Может, у нее первый и единственный такой случай — поехать в Москву с людьми, которые обещают свое покровительство… Но оказалось, что геологи тут же поехали в другую экспедицию, какой с них спрос.

— Так… Значит, из деревни Самохвалово? — спросил участковый.

— Мы будем хлопотать, — уверяла хозяйка. — Ее непременно пропишут.

— Двадцать четыре часа, — сказал участковый, возвращая паспорт Клаве. — Двадцать четыре часа на прописку. А потом штраф. Ну, будьте здоровы.

Клава села на раскладушке, натянув на свои круглые плечи одеяло.

— И очень это непорядочно: ни с того ни с сего штрафом человека стращать. У нас в деревне тоже опер есть, Михаил Иванович. Никакого сравнения с вами. Культурный такой, обходительный. Он мне как раз насчет паспорта хлопотал. Не мешало бы вам у него обращению поучиться.

— Разве я чем-нибудь нагрубил? — спросил участковый, едва сдерживая смех от Клавиного «опера».

— Двадцать четыре часа, штраф — это что, по-вашему, комплименты? Хозяйку мою среди ночи разбудили, а она на сносях…

— Клава…

— Не верно, что ли? Завтра же ноги моей здесь не будет. Вот расскажу Михаилу Ивановичу, как в столице обращаются…

И вдруг заплакала, вздрагивая полными загорелыми плечами. Участковый побагровел. Он нерешительно топтался у дверей, засовывая в планшетку так и не заполненный протокол. А хозяева, присев на Клавину раскладушку, с двух сторон утешали Клаву, обещая «завтра же» все выяснить.

— Я бы вам, гражданочка, на стройку посоветовал, — сказал участковый. — Дадут общежитие, прописку.

— Маляром, да? — встрепенулась Клава.

— Можно и штукатуром.

— Так вот, скажите ему… Скажите ему, что завтра же я отсюда уеду. Посмотрела Москву и хватит. Ишь, подослал! Нечего меня агитировать, мне и в колхозе работа найдется.

— Никто меня не подсылал, — заверял участковый, хотя весь его всполошенный вид говорил обратное.

— Ладно, я тоже грамотная, соображаю, что к чему.

Зато Клавины «научники», как называла она своих хозяев, ничего не понимали в этой ночной сценке. Почему обычно смирная Клава дерзит напропалую, а бравый участковый топчется у двери, как уличенный в чем-то мальчишка. Наконец, нахлобучив шапку, он ретировался.

— В чем дело, Клава? Кто его мог подослать! Участковые приходят, когда им вздумается.

— Рассказывайте! Два месяца живу — ни разу не появился. А теперь Сашка его подослал, вот кто! Постовой с нашей улицы. Еще на дружбу набивался, бессовестный.

Она опять всхлипнула и, разобиженная, с головой укрылась одеялом. Расспрашивать ее сейчас было бесполезно, к тому же хотелось спать, и Милютины тут же погасили свет.

Утром Клава заявила им, что решение ее твердо: она едет домой. Никакие уговоры насчет прописки поколебать ее не могли.

— Не хлопочите, все равно уеду. Соскучилась я по деревне. Мои подружки там уже на лыжах бегают. В агрономический кружок запишусь. Есть у меня такая склонность. А вы к нам летом вместе с ребеночком приезжайте. Такого приволья, как в нашем Самохвалове, нигде не сыщешь. Тут тебе и речка, и лужок, и лес рядышком. Денег вам девать некуда, вот и тратите их на курорты!

— Значит, в агрономический кружок? — спросил ее Милютин.

— Зимой, ясно, в кружок. А весной да летом свеклу выращивать. Небось сахар все любят, а свеклу выращивать никому неохота.

Милютины улыбнулись. Клавина пристрастность к жизни, к тому, чем она в ней занималась, не могла не нравиться.