Селия Рис - Ведьмина кровь

— Разве это возможно?

Старик посмотрел на меня так, словно я усомнилась в существовании луны или солнца. Он взмахнул руками, огонь взметнулся вверх, и я увидела, что стены пещеры покрыты изображениями. Некоторые рисунки напоминали простые квадраты или треугольники, но в других угадывались олени с огромными ветвистыми рогами, медведи, волки, львы; там были также горбатые и рогатые твари, которых я не знала. Вокруг были нарисованы люди — кто-то охотился, кто-то танцевал, одни были обнажены, другие одеты в шкуры.

Некоторые изображения были сделаны углем, а другие — яркими красками. Кое-что было просто вырезано в камне. Старик взмахивал руками, и эти движения словно оживляли рисунки. Силуэты танцевали в такт его взмахам в свете костра. Они двигались по стенам — то звери и люди по очереди, то все вместе.

— Это дом наших предков, — объяснил Сойка. — Мы здесь окружены их присутствием.

Меня снова посетило чувство, что я в великом храме, живом, как Храм Ветров, населенный духами тех, кто жил в прежние времена.

Я рассказала индейцам про бабушку и то, что с ней сделали.

Старик вновь заговорил.

— Ее душа не может успокоиться из-за великого зла, которое с ней сотворили. Вот почему она последовала за тобой через океан, — перевел Сойка.

— Что ей нужно?

Старик уставился на огонь. Прошло немалое время, прежде чем он вновь заговорил.

— Возможно, она хочет предупредить о чем-то, или защитить тебя, или же просит о возмездии. Дед не может сказать наверняка: зайчиха отличается от местных, и дух тоже чужестранный — он не очень хорошо его понимает. Но говорит, что она пустилась в такое путешествие от большой любви или большого страха, а может, от того и другого сразу. Ему кажется, что она здесь, потому что боится за тебя. Боится, что тебе грозит то же, что сделали с ней.

На этом разговор был окончен. Старик быстро и легко поднялся, зажег от костра лучину и ушел к дальней стене. Там он взял покрывало, вышитое полосками и витиеватыми узорами, и скрылся в углублении в стене.

Сойка повел меня обратно по тоннелям, но возвращались мы другим путем.

— Что он ответил про волчицу? Что с ней случилось? — спросила я, как только мы вышли на вечерний воздух.

— Он не знает. Однажды она просто исчезла. Может быть, стая прогнала ее, а может…

— Что?

— Может, ее растерзали.

Неудивительно, что он не хотел это переводить. Но вдруг старик ошибался? Вдруг все это — плод его фантазии, порождение местных суеверий?..

— Как твой дедушка получил свое имя?

— Эту историю я расскажу в другой раз.

Мы были еще довольно далеко от Бьюлы, когда раздался лай собак и шум пробирающихся сквозь лес людей.

— Это ваши охотники.

— Откуда ты знаешь?

— Здесь на много миль вокруг нет других белых. Мои люди двигаются бесшумно. Мне придется тебя здесь покинуть. Постарайся, чтобы тебя не увидели в такой одежде.

Я успела забыть, что одета в мужское.

— Когда мы снова увидимся?

— Наверное, весной. А может, летом.

— Так нескоро?

— Мы на пороге зимы. На запад и на север наступают могавки. Идет война, наши племена разобщены. Дед собирается разыскать своих братьев, узнать, что можно сделать.

— У нас ничего не слышали о войне.

— Конечно. Индейцы убивают индейцев. Белым людям это не интересно.

Конец ноября (?) 1659

Иногда Тобиас ходит в лес охотиться и берет с собой двух приятелей: Джосайю Кромптона, сына одного из первых поселенцев, и Неда Кардвелла, который работает на Джетро Вейна. Возможно, их мы и слышали в лесу, но те люди так шумели, что вряд ли что-то поймали, а Тобиас с друзьями никогда не возвращаются с пустыми руками.

Сегодня я их встретила у лесной опушки — они несли домой индюков и диких гусей. Рядом бежали, тяжело дыша, пятнистая гончая и два спаниеля в колтунах. Собаки были почти целиком перемазаны грязью, чистыми оставались только спины.

— Смотрю, вы удачно поохотились.

Мы вместе пошли домой, ускоряя шаг. Час был не поздний, но темнеет сейчас рано. Над крышами струился дым из труб, в тяжелом сером небе слегка золотились края закатных облаков. Раздался вечерний звон — это значило, что все должны разойтись по домам. Еще один закон, обязательный к исполнению. Оказаться на улице позже звона — преступление.

— Охота удалась, — кивнул Тобиас и показал свою добычу. — Индюк для Марты, гусь для Сары.

— Подарить женщине гуся — значит напроситься на ужин, — подмигнул ему Нед. Тобиас улыбнулся. Про них с Ребеккой уже всем все понятно.

— Вообще-то нам могло повезти и больше. К югу отсюда видели зайца! Раньше они здесь не попадались. Этот, правда, старый, видать: держался как-то странно, но скакал шустро.

— То есть вы его не поймали?

— Нет, — вздохнул Джосайя. — Удрал от старины Мерита. — Он показал на трусившего рядом пса. — Сбежал куда-то в лес.

Я наклонилась, собираясь почесать чистый островок шерсти на длинной испачканной морде.

— Осторожно, он чужих не признает, — предупредил Джосайя, но то, что случилось в следующий момент, удивило даже меня.

Встретившись со мной взглядом, пес наморщил лоб и заскулил. Затем сел, положил морду на лапы, прижал уши к голове, виляя задом и размахивая хвостом, и наконец перевернулся на спину и предъявил нам грязное брюхо со слипшейся шерстью.

— Ну ничего себе! — воскликнул Джосайя, почесывая затылок. — Впервые такое вижу.

— Кто ж не расстелится перед такой красоткой, — усмехнулся Нед, окинув меня плотоядным взглядом.

— Но-но, — Тобиас по-братски приобнял меня за плечи и увел прочь от друзей. — Пойдем, Мэри. А то Марта опять будет ворчать, и Сара небось уже беспокоится.

Волки вернулись. Прошлой ночью я слышала вой, и до этого тоже.

Дует северный ветер.

— Он принесет снег, — утверждает Джонас.

Они с Тобиасом и Джоном Риверсом отправились на луга, чтобы пригнать скотину. В доме Риверсов стоит детский гвалт, а я люблю писать в тишине, поэтому сижу сейчас у Марты, возле очага, а Марта что-то печет. Невозможно понять, который час: окна затянуты промасленной бумагой, и свет с улицы тусклый. Но, пожалуй, сейчас — слишком тусклый. Вроде день, а кажется, будто сумерки. Пойду погляжу, что там снаружи…

Открыв дверь, я увидела, что с неба падают хлопья — крупные и изящные, похожие на перья. Поначалу они падали редко — медленно и красиво. Я позвала Марту. Она поспешила ко мне, вытирая руки о фартук, не понимая, что меня так всполошило.

Мы вместе смотрели на кружение снежинок, которые падали все быстрее.

— Старушка перины перетряхивает, — улыбнулась Марта, но тут же с опаской огляделась. Языческие присказки здесь порицают, и если кто услышит, то беда.

… Вечер, снег уже валит стеной: из-за густой белой ряби на сером фоне даже в двух шагах ничего не видно. Мужчин все нет. Ребекка заглядывала узнать, не вернулись ли они. Марта то и дело выходит их высматривать, и каждый раз через порог задувает снежинки. Она ворчит, что не хватало только мужчинам заблудиться или увязнуть в снегу. Я напоминаю ей, что снега выпало еще слишком мало, но она, конечно, не успокоится, пока все не вернутся домой в целости.