Селия Рис - Ведьмина кровь

— Я? За преподобного Джонсона? — На этот раз мой смех был искренним. — Ну ты и выдумщица.

— Значит, за Элаяса Корнуэлла! — выпалила Лея. — Слепому видно, что он к тебе неравнодушен, вечно тебя расхваливает!

— Даже если так, я ничего для этого не делала.

— Нет, делала! — прошипела Дебора.

— Вы все с ума сошли!

Простоватая, рослая Лея давно мечтала понравиться Корнуэллу. И, наверное, она могла бы стать ему хорошей женой. Девушки между тем составили целый план. Дебора хотела приворожить преподобного Джонсона, Элизабет — Джосайю Кромптона, Лея — Корнуэлла, а я должна была обеспечить, чтобы все пошло как надо.

— А ты за кого собралась? — Я взяла за подбородок маленькую Ханну. — Или ты еще мала думать о женихах?

Я улыбнулась, еще все надеясь обернуть разговор в шутку. Девчонке на вид — не больше десяти. Она улыбнулась мне в ответ, обнажив остренькие зубки.

— Нет, я уже большая. И я хочу за Тобиаша, — заявила она. — Ты наведешь порчу на Ребекку, и он мой. Шделаешь куклу и потыкаешь в нее булавками.

— Ребекка — моя подруга! — Я сжала ее подбородок. — Если ты хоть как навредишь ей или ее малышу…

— Пусти! — крикнула она, вырываясь. — Дебора, она в меня вцепилась!..

— Еще не так вцеплюсь, если что узнаю! — Я окинула взглядом остальных. — От меня вы помощи не дождетесь. И по-хорошему советую: оставьте вашу затею.

Я развернулась и пошла домой, уговаривая себя, что девицами движут обычные зависть и вредность. Они отправились своим путем с корзинами, полными цветов для гирлянд на Майский праздник, хотя такие обряды здесь запрещены. На дне корзин лежал сбор для колдовского зелья. От одной мысли об этом кровь моя холодеет, а на сердце опускается тяжелый камень.

Май 1660

— В нашем лесу обнаружены следы ворожбы, дьявольского промысла!

Голос преподобного Джонсона гремит с кафедры. Разговаривать во время проповеди запрещено, но в зале разносится тревожный шепот, похожий на шелест листьев. Я рассматриваю прихожан. Дебора заметно побледнела, как и ее сестра. Лея и Элизабет старательно изучают носки своих туфель. Слухи всю неделю будоражили поселение. На лесной поляне нашли кострище, пепел, капли воска и остатки подозрительного зелья: зловонные травы, отваренные до белизны лягушки.

— Происки Сатаны настигли нас здесь, в Бьюле! Это неслыханное святотатство! Будьте бдительны как никогда. Слуги лукавого всюду, рыщут, резвятся и бормочут богомерзкие заклятья, исполняя нечистые обряды в богохульной близи от Дома Господа!

Преподобный имеет в виду индейцев. Он продолжает развивать тему, остерегая нас, что «они» повсюду и в нашем лесу их как блох на бродячей собаке. А то, что мы их обычно не видим, делает их опасными вдвойне. Они в сговоре с Сатаной и хотят выселить нас с нашей законной земли, а посему отныне назначается патруль, чтобы прочесывать лес с мушкетами.

Я вижу, как девушки с облегчением откидываются на лавках, прикрыв глаза и беззвучно радуясь своей удаче. Ханна даже издает смешок, переглядывается с сестрой и начинает играть с куклой, которую держит на коленях.

Я все время надеюсь, что Сойка вот-вот вернется: вслушиваюсь в лесные звуки, вдруг его голос прозвучит среди пустой птичьей болтовни. И сегодня вечером мне показалось, что я слышала его — размеренный, настойчивый зов где-то недалеко от дома.

Марта строго-настрого запретила мне гулять, так что я с трудом дождалась, когда она уйдет к Саре Риверс, и только тогда бросилась в лес. Мне надо предупредить Сойку об опасности. Патруль не дремлет. Если его или Белого Орла поймают, их застрелят.

Он стоял на опушке, недалеко от нашего дома. Я страшно обрадовалась встрече, а он принес мне подарок: пару вышитых бусинами мокасин, какие сам носит в лесу. Но едва я успела его поблагодарить и рассказать об угрозе, как услышала голос Марты. Я спрятала мокасины в шаль и надеялась вернуться незаметно, но Марта увидела, откуда я иду. Она ужасно разволновалась, и ее лицо, обычно румяное, побелело. Джонас ушел помогать Тобиасу на стройке, так что мы были дома одни.

— Зачем тебя понесло в лес?

— Просто прогуливалась.

— Я же тебе запретила! Забыла, какие ходят слухи? Особенно теперь…

— Да, и я тебя слушалась! Но сегодня у меня было важное дело.

— Это же не ты вызываешь духов?..

Марта задала вопрос так тихо, словно стены могли услышать и предать нас. Она тоже понимала, что улики в лесу оставили отнюдь не индейцы.

— Марта! Ты же знаешь, я бы не стала заниматься такими глупостями!

— Думала, что знаю. Но посмотри, разве это — не глупость?

В руках у нее был мой дневник.

— Где ты его нашла?!

— В твоем сундуке.

Я схватила его и потянула на себя, но она держала крепко. Первая страница порвалась.

В моей руке осталась строчка:

«Я — Мэри. Я…»

— …ведьма! — прошипела Марта побелевшими губами. — Ты с ума сошла — писать такое!

— Я не скрывала от тебя, что веду дневник!

— Но я понятия не имела, что в нем, потому что никогда не совала свой нос в чужие дела! У меня нет такой привычки. Думала, ты пишешь, как остальные девчонки, — о повседневных вещах, о мальчишках и о мечтах. Надо было мне раньше догадаться. — Она смяла страницу в руке. — Ты, конечно, не такая, как остальные.

Она замахнулась, чтобы бросить бумаги в огонь, но я ее опередила и встала перед очагом.

— Марта, нет. Не делай этого.

— Тогда сделай это сама.

— Хорошо. Я обещаю.

— Медлить нельзя. Еще чуть-чуть — и перестанут подозревать индейцев. Начнутся обыски, придут искать улики: кукол, заклинания, записи. И если я нашла твой дневник, значит, они тем более смогут! Если его найдут, тебя ничто не спасет. — Она бросила бумаги на стол. — Уничтожь его, пока он не уничтожил тебя!

С этими словами она ушла. Я отправилась в свою комнатку в задней части дома и вытащила из-под кровати сундук. Сверху лежало новое одеяло, которое мы с Мартой начали вышивать. Под ним — мешочек, в котором небольшой запас денег, бабушкин оберег, кольцо моей матери и половинка шиллинга, подаренная Джеком. Я в несколько раз сложила оторванный кусок страницы и положила к остальному. Затем спрятала мокасины на самое дно сундука и вернулась в гостиную, чтобы сделать то, что обещала Марте.

Я долго собиралась с духом: сидела в кресле и смотрела, как огонь превращает дрова в золу.

Шум наверху привел меня в чувство. Я вскочила, испугавшись, что Марта решила спуститься и вот-вот обнаружит, что я так и не сдержала слова. Но шум тут же затих: ни шагов на лестнице, ни других звуков. Должно быть, она ворочалась в постели. Я вздохнула с облегчением, но продолжала смотреть наверх.

Я поняла, как мне поступить.