Альбер Камю - Калигула. Недоразумение. Осадное положение. Праведники [litres]

Степан. Хороший вопрос.

Воинов. Я ответил – кнутом и кровью. И меня выгнали.

Степан. А потом?

Воинов. Я понял, что мало разоблачать несправедливость. Надо отдать жизнь на борьбу с ней. И теперь я счастлив.

Степан. Но ты все-таки лжешь?

Воинов. Я лгу. Но я перестану лгать в тот день, когда брошу бомбу.

Звонят – два раза, потом один. Дора бросается к двери.

Анненков. Это Янек.

Степан. Звонок не тот.

Анненков. Янеку нравится его менять. У него свой звонок.

Степан пожимает плечами. Слышно, как Дора с кем-то говорит в передней. Входят Дора и Каляев, держась за руки. Каляев смеется.

Дора. Янек, это Степан. Он заменит Швейцера.

Каляев. Добро пожаловать, брат.

Степан. Спасибо.

Дора и Каляев усаживаются лицом к остальным.

Анненков. Янек, ты уверен, что узнаешь карету?

Каляев. Да, у меня дважды была возможность насмотреться на нее вволю. Я ее узнаю из тысячи, как только она появится на горизонте! Я все разглядел до мелочей. Вот, к примеру, на одном из стекол левого фонаря есть щербинка.

Воинов. А шпики?

Каляев. Их тучи. Но мы с ними старые друзья. Они покупают у меня папиросы. (Смеется.)

Анненков. Павел подтвердил свои сообщения?

Каляев. На этой неделе великий князь поедет в театр. С минуты на минуту Павел узнает точный день и передаст записку привратнику. (Оборачивается к Доре, смеясь.) Нам повезло, Дора.

Дора (глядя на него). Ты больше не лоточник? Теперь ты аристократ. Ты так прекрасен. Ты не жалеешь о своем тулупе?

Каляев (смеясь). Правда, я им очень гордился. (Степану и Анненкову.) Два месяца подряд я наблюдал лоточников, а потом больше месяца репетировал у себя в комнате. Мои коллеги ни разу ничего не заподозрили. Они про меня говорили: «Бойкий малый, царских коней продаст». И они сами старались мне подражать.

Дора. Ты, конечно, смеялся.

Каляев. Ты же знаешь, я не могу удержаться. Переодевание, незнакомая жизнь… Мне все было интересно.

Дора. А я не люблю переодеваний. (Теребя на себе платье.) Да еще этот роскошный туалет! Боря мог бы найти мне что-нибудь другое. Я как актриса! А у меня душа простая.

Каляев (смеется) . Ты такая красивая в этом платье.

Дора. Красивая! Я бы хотела быть красивой. Но об этом не надо думать.

Каляев. Почему? У тебя всегда грустные глаза, Дора. А нужно быть веселой, гордой. Красота существует, радость существует… «Тот безмятежный край, где сердце тебя звало…»

Дора (улыбаясь). «Где лето вечное царит…»

Каляев. О! Дора, ты помнишь эти стихи. Ты улыбаешься? Я так счастлив…

Степан (обрывая его). Мы теряем время. Боря, наверно, надо предупредить привратника?

Каляев смотрит на него с удивлением.

Анненков. Да. Дора, будь добра, спустись. И не забудь чаевые. А потом Воинов поможет тебе снести весь материал в комнату.

Они выходят в разные двери. Степан решительным шагом направляется к Анненкову.

Степан. Я хочу бросить бомбу.

Анненков. Нет, Степан. Участники уже назначены.

Степан. Прошу тебя. Ты знаешь, что это для меня значит.

Анненков. Нет. Правило есть правило. (Пауза.) Я сам не бросаю бомбу и буду ждать здесь. Правила суровы.

Степан. Кто бросит первую бомбу?

Каляев. Я. А Воинов вторую.

Степан. Ты?

Каляев. Тебя это удивляет? Значит, ты мне не доверяешь!

Степан. Нужен опыт.

Каляев. Опыт? Ты отлично знаешь, что бомбу бросают только один раз, а потом… Никто не бросал ее дважды.

Степан. Нужна твердая рука.

Каляев (протягивая к нему руку). Смотри. Разве она дрогнет?

Степан отворачивается.

Каляев. Она не дрогнет. Как? Тиран окажется передо мной, а я стану колебаться? Как ты можешь так думать? Даже если моя рука дрогнет, я знаю верное средство убить великого князя.

Анненков. Какое?

Каляев. Броситься под копыта его лошадей.

Степан пожимает плечами и усаживается в глубине сцены.

Анненков. Нет, этого не требуется. Надо будет попытаться бежать. Ты нужен организации, ты должен беречь себя.

Каляев. Я подчиняюсь, Боря! Какая честь, какая честь для меня! О, я буду ее достоин.

Анненков. Степан, ты останешься на улице, пока Янек и Воинов будут подстерегать карету. Ты будешь время от времени проходить под нашими окнами, мы условимся о знаке. Мы с Дорой будем ждать здесь той минуты, когда надо будет разбрасывать прокламацию. Если нам хоть немного повезет, великий князь будет убит.

Каляев (восторженно). Да, я убью его! Какое счастье, если все пройдет удачно! Великий князь – это пустяки. Надо метить выше!

Анненков. Для начала – великий князь.

Каляев. А если не получится, Боря? Знаешь, тогда надо поступать, как японцы.

Анненков. Что ты хочешь сказать?

Каляев. Во время войны японцы не сдавались в плен. Они кончали с собой.

Анненков. Нет. Не думай о самоубийстве.

Каляев. О чем же думать?

Анненков. О том, чтобы снова браться за террор.

Степан (говорит со своего места в глубине сцены). Чтобы кончать с собой, надо очень себя любить. Настоящий революционер не может любить себя.

Каляев (резко оборачиваясь). Настоящий революционер? Почему ты так ко мне относишься? Что я тебе сделал?

Степан. Я не люблю тех, кто приходит в революцию от скуки.

Анненков. Степан!

Степан (встает и идет к ним). Да, я груб. Но для меня ненависть – не игра. Мы здесь не для того, чтобы любоваться друг другом. Мы здесь для того, чтобы сделать дело.

Каляев (мягко). Почему ты меня оскорбляешь? Откуда ты взял, что мне скучно?

Степан. Не знаю. Ты меняешь условные знаки, тебе нравится играть роль лоточника, ты читаешь стихи, хочешь броситься под ноги лошадям, а вот теперь – самоубийство… (Смотрит на него.) Я тебе не доверяю.

Каляев (сдерживая себя). Ты ведь не знаешь меня, брат. Я люблю жизнь. Мне не скучно. Я пришел в революцию потому, что люблю жизнь.

Степан. Я люблю не жизнь, а справедливость, которая выше жизни.

Каляев (с видимым усилием). Каждый служит справедливости как может. Мы разные, это надо принять. Мы должны любить друг друга, если можем.

Степан. Нет, не можем.