Геннадий Комраков - Прощай, гармонь!

«Человек — он на то и человек, чтобы не поддаваться…»

Мы уходим. После нас на Нечан придут топографы и, пользуясь нашими знаками, сделают точную карту. А она нужна, ох, как нужна и геологам, и летчикам, и всем-всем, кто своим трудом преображает Арктику!

Мы уходим. На знаке прибита новая дощечка с выжженными словами: «Васька Кульшин. 28 сентября. Н. Гречка».

Оленек — Рубцовск

Метель усиливалась. Фонарь над дверью районной гостиницы раскачивался из стороны в сторону, подмигивая редким прохожим.

Небольшой вестибюль был погружен в романтический полусумрак. В одном углу, оттеснив на задний план роскошную пальму — плод фантазии маляра местной промартели, стояла восхитительная елочка. Наряжали ее, разумеется, без излишеств, по смете райкомхоза, но, тем не менее, очень мило. Зеленые, синие, красные огоньки гирлянды напоминали постояльцам о домашнем уюте, которого все-таки, увы, не хватало в гостинице.

В другом углу вестибюля, за барьерчиком, рассчитанным по запасу прочности на вторжение небольшого стада разъяренных слонов, сидела дама с белыми волосами, не миновавшими соприкосновения с перекисью водорода. На лице этой, не божьей милостью, а трудами праведными, блондинки, не читалось никаких движений души, кроме сознания собственного достоинства при исполнении служебных обязанностей…

До наступления Нового года оставалось меньше часа, когда вдруг, нарушив целомудренную тишину коммунального предприятия, в вестибюль ввалилась труппа «Цирка на эстраде». Озабоченно потирая подозрительно побелевшее ухо, молодой, но уже подающий надежды администратор областной филармонии Арнольд Стеклышкин направился к барьеру.

— Как насчет местечек? — лучезарно улыбнувшись, спросил он. По лицу дежурной скользнула легкая тень. Она посмотрела на Стеклышкина осуждающе и ответила:

— Нету.

— То есть, как — нету? — наигранно улыбнулся Стеклышкин.

— А так, что и нету, — отрезала блондинка. — Вы что думаете, ежели район отдаленный, так здесь хуже, чем у людей? У нас гостиница второго класса, почище некоторых городских… Мест нету.

Сраженный причудливыми извивами логики дежурной, Стеклышкин на минуту погрузился в состояние легкого транса. Но только на минуту. Он тут же пустил в ход все свои способности, благодаря которым заработал неофициальный титул «подающего надежды». Он смотрел на дежурную долгим немигающим взглядом, лихорадочно припоминая все, что когда-то слышал и читал о гипнозе. Он мелко подхихикивал и сухо покашливал. Водрузив на барьер внушительный портфель желтой кожи, он многозначительно щелкал замками, патетически произнося длинные фразы о высоких целях подлинного искусства вообще и «Цирка на эстраде» в частности. Но все было тщетно. Уже через десять минут Стеклышкин исчерпал запас слов и, как оказалось при ближайшем рассмотрении, небогатый арсенал методов воздействия на должностных лиц. Теперь он понуро толокся у барьера, как мелкий нарушитель в отделении милиции.

Эстрадники, полурастворившись в романтическом сумраке, оказались повергнутыми в уныние. Людочка Порхалкина, известная танцовщица на канате, подперев голову ладошкой, призывала на помощь все свое самообладание, чтобы не расплакаться. Глава творческого союза партерных акробатов «2-Кроль-2» с плохо скрытым презрением взирал на растерянного Стеклышкина.

— Можно подумать, что в филармонии перевелись настоящие администраторы, — негромко бубнил он своей партнерше. — Этот мальчик не сумел организовать концерта, а теперь он даже не может уложить нас в постель…

Комик Веселый Карапуз, он же музыкальный эксцентрик Вадим Веселовский, а по паспорту Антон Вербоплач, мужчина среднего роста с необычайно крутым изломом бровей, робко приблизился к барьеру.

— Новый год на носу. Неужели вот здесь, в вестибюле?.. — жалобно сказал он.

— Что ты хнычешь перед ней! — вскричал вдруг с легким восточным акцентом неслышно подошедший мастер силового аттракциона Вет-Еринар. — Вы нам, барышня, прямо скажите: будет ночевка или нет? У меня, понимаешь, реквизит на руках, а я не могу, понимаешь, бросать его где попало! — кричал он, потрясая в воздухе двухпудовой гирей.

Брови дежурной, резко контрастирующие по цвету с локонами, грозно сошлись к переносице:

— Гражданин, не нарушайте…

— Это кто нарушает?! — вскипел Вет-Еринар. — Это я нарушаю?! Нет, это вы нарушаешь! Давление мне нарушаешь! Нервную систему нарушаешь!

— А я говорю: не нарушайте! — блондинка привстала. — Броня — есть броня… Забронировал колхоз «Светлый путь» два номера, разбронировать не имею полномочий.

— Броня? — с отчаянием утопающего схватился за эту соломинку Стеклышкин. — Да какая броня? Поймите, до Нового года меньше часа осталось… У нас концерт запланирован и то сорвался — транспорта нет из-за метели… Какой, извиняюсь, дурак в такую погоду из дома поедет…

— По-вашему, может быть, и дурак, — бесстрастно отпарировала блондинка, — а по-нашему — руксостав… И для них погода вовсе нипочем…

Настольные часы равнодушно отсчитали последние в этом году полчаса. Глава творческого союза нервным шагом мерил вестибюль и уже во весь голос вспоминал, какие раньше были администраторы. Перед их пробойной силой не устояла бы и танковая броня…

— Будь мужчиной, Кролик, — перебил его Вет-Еринар, — бери пример с меня…

Глава творческого союза, посмотрев, как силовик, подкатив себе под голову двухпудовую гирю, старался поудобнее устроиться под пыльной сенью пальмы, только хмыкнул:

— Не моя роль — спать на чугунных гирях…

— Э-э, забудьте про роли, — подал голос Вадим Веселовский. — Сейчас решающая роль принадлежит личной инициативе, самодеятельности, так сказать…

И тут случилось неожиданное.

— А в самом деле, товарищи, — раздался чей-то басок из-за елочки, — почему бы нам не устроить вечер художественной самодеятельности?

Вслед за баском на свет выкатился колобкообразный человек с ласковыми глазками и, поймав своими мягкими пальчиками жилистую ладонь Кроля, с чувством пожал ее.

— А вы, собственно, кто? — недоверчиво спросил Кроль.

— Вообще-то инспектор по заготовкам… заготовитель, так сказать… А сейчас, хе-хе, ваш собрат по несчастью. Лежу вон там в уголке, вдыхаю смолистый аромат и пою про себя: в лесу родилась елочка…

— И как, успокаивает? — все так же недоверчиво держался Кроль.

— Песенка, скажу откровенно, не очень. — Глазки-пуговки пустили лучики. — А вот, хе-хе, коньячок… По случаю нового заготовительного года… Словом, прошу к шалашу!