Майя Луговская - Южное пекло

Шумели они, шумели: «Научная интуиция» — и всякие другие громкие слова, но убедить наших геологов так и не смогли. Пришлось им подчиниться. Потому что под открытым небом оставлять их было нельзя, а задерживать машину тоже — поджимали сроки.

Собрали они своё хозяйство молча, уселись в кузов, ни на кого не смотрят — злятся. Наш шофёр газанул, дорога сухая, можно любую скорость дать. За целый день проголодались, спешим. Решили пообедать в Тамани.

Едем и всё молчим. Обычно у них была такая манера вслух восторгаться дорогой: «Ах, ох, посмотрите, какой пейзаж, какой закат, неужели вы не видите?» А я не люблю, когда мне что-нибудь навязывают, сам всё замечаю. Но тут обе ни слова.

Видим, навстречу нам машина — мелиораторы. Она по крышке кабины — хлоп. Остановиться требует. Не успел наш шофёр затормозить, она из кузова выскочила — и наперерез. Те останавливаются. Другая тоже — прыг! — и бежит за ней. Никто из наших не реагирует. А я вылезаю и подхожу. Она с мужчиной незнакомым разговаривает, из полевой сумки документы достаёт, показывает, что-то объясняет. Мне говорит:

— Знакомьтесь, совхозный бригадир.

Он здоровается, приветливо так, за руку. Видно, что очень доволен этой встречей. Смотрю на него — сила! Лицо бронзовое, брови сросшиеся, зубы необыкновенной белизны. Он удовольствия своего скрыть не может и всё время улыбается.

А она ему:

— Вы наш спаситель. Ничего в жизни так не уважаю, как работников полей. Вы люди мужества, труда, потому и настоящие мужчины. Как нам повезло!

Только он, по-моему, уже и не слушает, а просто глаз оторвать от неё не может. А она и так вокруг него, и этак. И другая тоже не отстаёт. В общем, вижу — бригадир обалдел. И понять его можно. Откуда вдруг всё это в них появилось, стали совсем другими. Точно мы для них не мужчины. Конечно, по сравнению с этим парнем, может быть, так оно и есть. Что бы тут моё самолюбие ни говорило, а что правда, то правда. И рост, и фигура. На женщин всё это действует.

В общем, она доказывает бригадиру, что им необходимо провести исследование у источника «Южное пекло», и просит дать им палатку на несколько дней. И так она его уговаривает — приближается к нему, и волосы её у самой его щеки. Бригадир сияет.

— Очень, — говорит, — приятная встреча. Что же, постараюсь обеспечить.

А она не теряется:

— Слово пахаря — закон!.. — Говорит, что лучше сразу их ящики с оборудованием перетащить в «газик». Что наша машина, мол, только до Тамани их довезёт, а потом в Керчь уйдёт, стало быть, только он сможет их доставить до источника, и, значит, они целиком в его власти, от него зависят.

А я думаю, как это у неё всё мигом получается. Не голова, а кибернетическая машина. По рукам и ногам хочет связать бригадира. Всё это происходит буквально в одно мгновение. Стою рядом и как дурак молчу.

Бригадир говорит, что ящики он забирает, а к источнику сможет их отвезти только завтра утром. Тогда и палатка будет. А сейчас, мол, у него дела, и он только вечером освободится. Машина, говорит, пусть уходит в Керчь, а он их встретит в Тамани. Назначает место и время у памятника Лермонтову в двадцать один тридцать.

Ящики они в его машину перетаскивают и свои спальные мешки тоже. Распрощались с бригадиром. Он уезжает, а они сели в машину и говорят:

— Вот всё и устроилось. Теперь мы не зависим друг от друга. Палатка у нас есть. Вы отбирайте пробы в Керчи, а мы проведём свои исследования здесь. Через трое суток приедете за нами.

Вернулись в Тамань, животы подтянуло, с утра ничего не ели, а уже темнеет. Зашли в чайную. Хорошо пообедали, все довольны. Вдруг я вспомнил, как она этого совхозного бригадира обольщала и как своими волосами лицо его задевала… И тут я понял, что оставить их одних не смогу.

Нам бы пора уже ехать в Керчь, шофёр торопит, понимаю, что и геологи наши спешат. Но молчат, потому что всё-таки я начальник. Конечно, я только формально был их начальником. Все они гораздо опытнее и старше меня, я ведь только-только окончил институт. Получилось так, потому что иикто из них начальником партии ехать не соглашался. Кому охота возиться с машиной, платформами, деньгами, всякими там бумажками, ведомостями? Никому. Я бы и сам не согласился, назначили — пришлось.

Но тут, думаю, время оказать своё слово. Смотрю на них — сидят как ни в чём не бывало. Она вынула полевой дневник, что-то записывает.

— Вот что, — говорю геологам, — поскольку я всё-таки начальник, то решаю так. Вы поезжайте с машиной, у вас работа на Керченском полуострове. Вы лучше меня во всём разбираетесь. Отберёте пробы, вернётесь сюда, в Тамань. А я женщин одних оставить не могу.

Тут все заговорили:

— Правильно, правильно! Как это нам раньше не пришло в голову! — В общем, хвалят меня, что очень хорошо решил.

Она не реагирует, записывает. Ну, а другая обрадовалась, вскакивает и заявляет:

— Молодец! Наконец и в нашей партии хоть один мужчина нашёлся. Молодец! — и целует меня, да так крепко!

Я смутился, говорю:

— Может быть, всё-таки не при всех.

А она, продолжая писать, говорит:

— Наедине мы, может, и не рискнули бы. — Непонятно только, в насмешку это говорит или серьёзно. — Конечно, с нами ничего не случится, бояться за нас нечего. Мы под надёжной охраной бригадира, но вы молодец! — И улыбается.

Забираем мы свои рюкзаки, и машина уходит. Темнеет, а ждать бригадира ещё долго. Сидим в чайной. Она кончила записывать, спрятала дневник. Спрашивает:

— Что будем делать?

— Давайте, — говорю, — почитаем.

А книг у меня в рюкзаке сколько угодно. У нас было заведено: в каждом посёлке или станице мы первым делом забегали в книжный магазин. И то, что в Москве нарасхват — популярные поэты и фантастика — здесь лежит, пылится. Я по фантастике, например, собрал всё, что только выходило. Одно время зачитывался, фантастика, конечно, это хорошо. Понимаю, что через неё можно многое выразить. Но для меня это уже пройденный этап. Мне кажется, что надо прямо говорить, без всякой фантастики и о том, что будет, и о том, что есть. Надо смело критиковать плохое и вокруг себя и в себе самом, как это делал Лермонтов. По-моему, пора бы научиться так писать, как он.

— Хотите, — предлагаю ей, — что-нибудь почитать?

А она:

— По-моему, не время и не место.

Другая говорит:

— Были бы карты, поиграли бы в дурака, но карт нет. — Опять я не могу понять, с намёком ли в мой адрес это говорится или просто так. — Может быть, поиграем на спичках?

Я говорю:

— Давайте на спичках. — Потому что в этой игре я знаю приём и всегда могу выиграть.

А она предлагает:

— По-моему, надо узнать, что сегодня в городском клубе. И людей посмотрим, и клуб. Кто пойдёт? Бросим жребий. Давайте ваши спички, — говорит мне. Обломала одну: — Кто вытянет без головы, тот идёт узнавать.