Кен Кизи - Демон Максвелла

Занималось ясное осеннее утро, прозрачное и благоуханное, как свежий сидр. И Долина мирно спала под лучами поднимавшегося старого Папы Солнца. Туман еще клочьями свисал с веток диких яблонь. И ночные тени медленно уступали место теням дневным. Еще не умолкли цикады. И пауки еще не стряхнули росу со своих паутин. Еще не проснулись птицы, и летучие мыши еще не скрылись в свои норы. И лишь один-единственный луч солнца скользил по корявому стволу лещины. И все обитатели Долины знали, что это самое прекрасное время года, и все смаковали его, уповая, что оно продлится как можно дольше.

Обманщик Белкин уже проснулся, но еще не вылезал из норы. Он лежал в своем уютном гнездышке, положив голову на теплый хвостик, и поглядывал по сторонам, проверяя, не созрел ли какой орех. Тем паче что все они были очень близки к тому. Весь предыдущий день он наблюдал, как они все темнеют и темнеют, прикидывая, что еще немножко, и они достигнут идеального состояния.

— А это значит, что если я не соберу их сегодня, завтра они уже будут не так хороши.

И он клянется себе: «Как только этот солнечный луч достигнет лещины, я тут же берусь за работу». Потом он закрывает глаза и снова повторяет: «Как только он доберется до следующей ветки, я тут же возьмусь за дело», и так дальше, продолжая дремать и нежиться в сладком неподвижном воздухе. Орехи становятся все темнее. Солнце поднимается все выше. Но вокруг царят такой покой и безмятежность, что Белкину совсем не хочется вставать.

И вот, когда луч солнца добирается уже до двадцать седьмой ветки лещины, из Долины доносится чудовищный рев, словно это проснулся сам Дьявол или по крайней мере его ближайший родственник.

Этот рев ужасен! Глаза вылезают от него на лоб. От него стынет кровь в жилах и леденеет сердце, деревенеют паутины и опадают почерневшие яблоки. И даже на высоком-высоком дереве Белкина листья скукоживаются и норовят опасть задолго до назначенного им срока. Мало того — этот рев настолько пугает Белкина, что он подскакивает со своей лежанки и зависает между полом и потолком. И висит неподвижно в воздухе с круглыми, как печенье, глазами, ощетинившись, как дикобраз.

— Что это за бляха-муха? — спрашивает он дрожащим голосом. — Может, мне приснился кошмар? — И щиплет себя за нос, чтобы проверить. Однако потрясение проходит, и Белкин валится на пол — бумс!

— Гм! — задумчиво произносит он, потирая нос и коленки, — Все как взаправду — классический улет, только почему-то настоящий синяк.

И снова округу сотрясает жуткий рев, от которого все живое падает замертво. Белкин на разбитых коленках очень осторожно подползает к выходу из норы и очень-очень осторожно высовывает свой разбитый нос, чтобы посмотреть, что происходит внизу.

— Я же сказал: Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р!

Кровь у Белкина сворачивается, в ушах начинает звенеть, и единственное, что его интересует, так это не спит ли он?!!!

— Я Большой и Великий с Высоких Холмов! Я Очень Большой! И Очень Плохой! И Очень-очень Голодный!

И вправду, это гризли, причем такой большой и лохматый, что даже пара местных медведей ему и в подметки не годится.

— Я же сказал, что хочу есть! И речь идет не о какой-нибудь там затхлой дохлой несолидной закуси, мне нужен полнокровный, толстый обед! Я привык хорошо есть и хорошо спать! Прошло уже полгода после моего завтрака, и мне самая пора пообедать! Надо как следует набить пузо, чтобы еще полгода я мог бы спокойно хр-РрРрРР-апеть!

Зубы в его пасти мерцают, как сталактиты, глаза блестят, как дула двуствольной винтовки.

— Я обглодал холмы и обсосал скалы! Настало время Долины. Я слизну здесь всех!

И с этими словами он издает еще один чудовищный рев и встает на задние лапы, поднимая передние над головой и вытягивая когти до тех пор, пока они не начинают напоминать вилы. Потом со всего размаха он снова падает на четвереньки, вонзает их в землю и со злобным урчанием начинает раздирать ее, словно это оберточная бумага на его именинном подарке.

А как раз в этом месте под землей проживает Бурундук Чарли Чарльз. И когда он видит, что спальня его раскололась пополам, а кровать под ним осела, он натягивает одеяло до самого подбородка и кричит самым смелым голосом, на который только способен:

— Эй ты! Это моя нора! Что это ты себе позволяешь, ломясь в мой дом?!

— Я Большой Двойной Медведь с высоких диких холмов, — рявкает медведь, — и я пополняю запасы в погребе, чтобы их хватило мне на мою Двойную Зимнюю Спячку.

— Вот и иди себе куда-нибудь в другое место, крикун высокогорный, — рявкает ему в ответ Чарли. — Это не твой лес...

— Сынок, когда я хочу есть, всякий лес становится моим, — говорит медведь. — А сейчас я очень голоден. Я обглодал холмы и вылизал подножия, а теперь съем вас!

— А я убегу от тебя, — говорит бурундук, пронзая медведя своим самым искрометным взглядом.

— А я тебя догоню, — отвечает медведь и так ухмыляется, что глаза бедного Чарли меркнут. Еще мгновение он смотрит на медведя, потом выскакивает из-под одеяла и, прижав к голове ушки и подняв хвост, бросается наутек со скоростью шестьдесят шесть шагов в секунду, что для него очень быстро!

Но огромный старый медведь со своими огромными старыми лапами делает раз! два! три! огромных двойных шага, догоняет Чарли, хватает его и проглатывает прямо вместе с шерстью.

Белкин у себя наверху только успевает моргнуть глазом.

— Вот это да, — бормочет он, — Это чудовище и вправду умеет бегать.

После этого медведь спускается с холма и направляется к огромному гранитному валуну у ручья, где живет Кролик. Мгновение он прислушивается, прижав ухо к камню, потом как можно выше поднимает свою лапу пятидесятого размера, похожую на огромный волосатый копёр, и одним ударом превращает гранитную крепость кролика в горстку песка, который засыпает его завтрак.

— Эй ты, увалень! — кричит кролик, пытаясь вычистить из ушей песок диким пастернаком. — Это мой завтрак! Как ты посмел являться в нашу долину, портить нашу собственность и нарушать спокойствие, когда это даже не твоя территория!

— Мне очень неприятно сообщать тебе, братишка, но я Большой Двойной Медведь, и вся земля, по которой я хожу, является моей территорией. Я дочиста обглодал холмы и вылизал подножия. Я съел бурундука, который пытался от меня убежать, а теперь съем тебя!

— А я от тебя убегу, — говорит кролик.

— А я тебя догоню, — отвечает медведь.

— А я от тебя ускачу, — говорит кролик.

— А я на тебя наскачу, — отвечает, ухмыляясь, медведь и начинает очень неприятно шевелить усами. Кролик тоже пару секунд шевелит усами, потом срывается с места и бросается наутек, поднимая целое облако пыли, как мотоскутер, спускающийся по крутой грязной дороге. Но прямо за ним несется медведь, как груженый лесовоз, спускающийся по еще более крутому склону. Кролик добирается до самого края долины, прижимает ушки и лапки и делает прыжок в сторону зарослей, причем взлетает так высоко, как целая стая перепелок...