Уолдо Фрэнк - Смерть и рождение Дэвида Маркэнда

- Мы кто - спекулянты, гоняющиеся за наживой, или организаторы и спасители американского фермерства?

- Знаю, мать, знаю.

- Похоже, что забыл. Мы не для того продаем, чтобы разбогатеть. Мы продаем для того, чтобы вести войну. Земля дойдет до ста пятидесяти. Возможно. Но возможно и то, что она перейдет в руки банкиров с Уолл-стрит.

Филип Двеллинг кивнул, точно человек, испытывавший потребность выпить и получивший наконец кружку пива. Дверь отворилась, в кухню ленивой походкой вошел Ингерсолл (это имя было дано ему в честь знаменитого оратора-агностика, которого родителям довелось слышать во время своего медового месяца, в 1896 году, и который, как они говорили, революционизировал их жизнь). Не говоря ни слова, он занял свое место за столом, по-детски протер глаза кулаками и стал есть. Это был подросток лет пятнадцати, долговязый блондин, то неуклюжий, как щепок, то игривый, как буколический пастушок. В нем сочетались противоречивые черты обоих родителей; миловидный, как мать, он был лишен ее скрытой силы; у него был слабый рот отца, а мечтательный взгляд, не свойственный Филу, явно напоминал сестру Фила, Кристину. Ингерсолл ел усердно, молча; дымка тайной мысли заволакивала его глаза; он нашел уже свой, особый мир.

- Мы сегодня уезжаем, - сказала мать. - Самое лучшее было бы тебе пообедать у тети Сюзи.

- Куда это вы?

- К Дэниелу Паару, - сказал Фил.

- Чего ради вы собрались к этому старому разбойнику?

Отец улыбнулся.

- Мы решили, что пора завербовать его.

- В вашу Лигу фермеров? Самая пора, если только вы уже отменили членский взнос.

- Дэна Паара стоит залучить, даже если бы пришлось ему приплачивать.

- Если он станет членом Лиги, - сказала Эстер, - то исправно будет платить все взносы. А он вступит в Лигу. К нему никто не решался до сих пор подступиться, вот это и вредит нам. Как будто мы сами не верим, что цель Лиги - обогатить каждого фермера.

- Пшеница идет по девяносто три, - сказал Фил, - маис по семьдесят, свиньи никогда еще не шли по такой высокой цене. Теперь и старик Паар может быть наконец доволен.

- Человек никогда не бывает доволен, - сказала Эстер.

Двеллинг, как обычно, когда никто ему не мешал, засиделся в редакции "Звезды округа Горрит", еженедельной газеты, которую он купил, чтобы сделать из нее орган Лиги фермеров. Эстер не хотелось, чтобы ее муж разговаривал с Пааром до того, как все соберутся, поэтому она не торопила его, и, когда они сели наконец в свой "форд", было уже около одиннадцати. Маленький автомобиль медленной черной букашкой полз среди золотого жнива под сверкающим, как ятаган, небом осени. Когда они приехали на ферму Паара, солнце уже было в зените.

Паар стоял на пороге и кричал:

- Эх вы, ехали на автомобиле, а приехали позднее всех! Вот так прогресс! - Его огромное тело тряслось от смеха, белая борода колыхалась, как занавес. (Он не носил усов, и лукавый изгиб его губ был обнажен.) Пожалуйте, пожалуйте! - гремел он. - Двеллинг, вы на время позабудьте о прогрессе и займитесь пивом!

Паар никогда не дожидался ответа; его речь была монологом, жизнь пасьянсом, карты для которого тасовал добрый лютеранский бог (нужно только знать, как к нему подойти). Он хлопнул Двеллинга по плечу волосатой рукой, издали кивнул Эстер и втолкнул Фила в дом.

Кухня была огромная. Громадные медные кастрюли блестели на выбеленных стенах, плита сверкала, как алмаз, стулья были тяжелые (Паар сам покрыл многие из них резьбой по образцу мебели своих германских предков). Навстречу вышла маленькая женщина и взяла за руку Эстер; ее белая голова представляла собой вершину треугольника - черной шали, в которую было закутано ее тело.

- Очень рада вас видеть. Усаживайтесь. - Она говорила с чистейшим акцентом янки, голосом сухим и шуршащим, как бумага.

- Ну-с, вот это Фил Двеллинг, - гремел Паар. - Знакомьтесь, Двеллинг, мои добрые соседи: Альфонс Лабули, Курт Свен, Ловджой Лейн... Нам четверым, Двеллинг, принадлежит лучшая земля во всем крае, вплоть до угольных копей округа Лэнюс.

- У меня у самого уголь есть, - сказал Лабули, коренастый итальянец с обезьяньими руками.

- Был когда-то, - поправил Паар, и Лабули, недовольный поправкой, стал поглаживать свои гренадерские усы. - Если б у тебя был настоящий уголь, продолжил Паар, - ты бы его давно продал.

- Может быть, я выжидаю. - Черные глаза Лабули сверкнули.

- Это не настоящий уголь. - Паар понизил голос. - А я не желаю. Не желаю, чтоб этот вонючий шлак складывали тут поблизости. Не желаю просыпаться по утрам и видеть черную золу у себя под носом, когда во всем свете тишина и покой.

- Ты прав, Паар, - сказал Лейн. - Мы фермеры. Уголь истощается, а земли на весь век хватит, если к ней приложить руки. - Он был маленький человек, краснолицый и длинноносый, с голосом мягким, как бархат.

Четвертый фермер, могучий здоровяк Курт Свен, урча и сопя, все поглядывал в тот угол, где перед очагом стоял длинный дубовый стол, заставленный блюдами и бутылками.

Жена Лабули, которую забыли представить, сама подошла к Эстер.

- Я так рада, что вы приехали, - обратилась она к Эстер. - Я боялась, что не приедет ни одна женщина и не с кем будет поговорить. Мужчины, знаете, станут разговаривать о политике: это ведь политическое собрание, моя дорогая, и обед - только предлог.

Выражение лица Эстер стало еще напряженнее.

- Что ж, - сказала она, - предлог недурен. - И отошла к окну.

Притягательная сила стола с дымящимися блюдами становилась все непреодолимее.

- Где Смейл? - спросила Эстер, глядя в окно.

- Вы бы должны знать, - отозвался Паар, - ведь он из ваших.

- Если он еще не здесь, - сказала Эстер, оправдываясь, - значит, еще нет двенадцати.

Паар вытащил из кармана своего пестрого жилета серебряные часы величиной с блюдце; ключ от них висел на серебряной цепочке, перетягивавшей его живот.

- Клянусь богом, она права! Без двух минут двенадцать.

Эстер с облегчением вернулась к женщинам. В дверь постучали, и в кухню вошел человек, который казался одинаковым в длину и в ширину.

- Добрый день, братья и сестры, - сказал он кристально-чистым, серебряно-звонким голосом, не вязавшимся с его внешностью. - Неужели я опоздал?

- Мистер Платон Смейл, - сказал Двеллинг, - наш главный районный организатор.

Смейл увидел заставленный блюдами стол.

- Прошу извинить, если действительно опоздал. - В голосе у него появились елейные нотки, и, не переставая раскланиваться, он, словно влекомый силой притяжения, подвигался к пиршественному столу.

- Ну, друзья, - сказал Двеллинг, когда все уселись, - не наедайтесь только слишком; а то потом не сможете внимать... э-э... голосу разума.

Смейл выбрал себе место рядом с миссис Паар. Перед ним стояло блюдо луковиц, тушенных в масле. Он зацепил одну ножом, положил на свою тарелку и принялся есть.