Джон Голсуорси - Сильнее смерти

Они поднялись по нескольким ступенькам, покрытым зеленой дорожкой, и вошли в большую комнату с верхним! светом; стены были затянуты японским шелком цвета желтой азалии. Дафна Уинг с минуту стояла молча, словно пораженная убранством своего жилища; потом, показывая на стены, сказала:

- Это заняло у меня много времени. Я все сделала сама. И посмотрите на мои маленькие японские деревья - разве это не прелесть?

На высоком подоконнике, куда достигал верхний свет, были аккуратно расставлены шесть карликовых деревьев.

- Я думаю, графу Росеку понравилась бы эта комната, - сказала она вдруг. - В ней есть что-то оригинальное, правда? Понимаете, мне хотелось окружить себя всем этим... словом, вы понимаете. Чтобы и в моей работе появилось что-то оригинальное. В наше время это так важно. Но здесь у меня есть и спальня, и ванна, и кухонька, все под рукой, по-домашнему, всегда горячая вода. Моим родителям эта комната кажется странной. Они иногда приходят, стоят и смотрят и никак не могут привыкнуть; конечно, в этом районе очень убого. Но я думаю, что артист должен стоять выше этого.

Внезапно растрогавшись, Фьорсен сказал:

- Да, маленькая Дафна.

Она мельком взглянула на него и еле заметно вздохнула.

- Почему вы так поступили со мной? - спросила она. - Как жаль, что теперь я уже не могу любить! - И вдруг она провела тыльной стороной ладони по глазам. По-настоящему растроганный, Фьорсен шагнул к ней, но она отстранила его, и слезинка сверкнула у нее на ресницах.

- Пожалуйста, сядьте на диван. Хотите курить? Вот у меня русские. - Она вынула коробочку розоватых папирос из столика золотистой карельской березы. - У меня здесь почти все русское и японское. Я думаю, это лучше, чем что-либо другое, создает атмосферу. У меня есть балалайка. Вы умеете играть на ней? Нет? Как жаль! Вот если бы у меня была скрипка... Я бы очень хотела снова послушать вас. - Она сжала руки. - Вы помните, как я танцевала для вас перед камином?

Фьорсен очень хорошо помнил это! Папироса задрожала у него в пальцах, и он оказал хрипло:

- Потанцуйте сейчас, Дафна!

Она покачала головой.

- Я не верю вам ни на грош, и никто не стал бы верить, правда?

Фьорсен вскочил.

- Зачем же вы позвали меня сюда? Что вы из себя разыгрываете, вы, маленькая...

Глаза ее округлились, но она сказала, не повышая голоса:

- Я думала, вам будет приятно увидеть, что я стала хозяйкой своей судьбы, вот и все. Но если это неприятно, вам незачем здесь оставаться.

Фьорсен снова опустился на диван. Понемногу у него начало складываться убеждение, что она действительно говорит правду. Он выпустил клуб дыма и засмеялся.

- Чему вы смеетесь? - спросила она.

- Я только подумал, маленькая Дафна, что вы такая же эгоистка, как и я.

- Я хочу стать эгоисткой. Это ведь так важно в жизни, не правда ли?

Фьорсен засмеялся снова.

- Не старайтесь, пожалуйста, вы всегда были эгоисткой.

Она присела на скамеечку и сказала серьезно:

- Нет, я не была эгоисткой, когда любила вас. Но от этого я ничего не выиграла, так ведь?

- Это сделало из вас женщину, Дафна. У вас другое лицо. Ваш рот стал красивее. Вы вся стали красивее. - На щеках Дафны Уинг проступил румянец. Заметив это, он продолжал горячо: - Если бы вы полюбили меня сейчас, вы бы мне не наскучили. О, можете верить мне! Я...

Она покачала головой.

- Не будем говорить о любви, хорошо? Вы имели большой успех в Москве и Петербурге? Это ведь чудесно - настоящий, большой успех!

Фьорсен ответил мрачно:

- Я заработал много денег.

- Значит, вы очень счастливы?

"Неужели она способна даже иронизировать?"

- Я несчастен.

Он встал и подошел к ней. Она подняла голову и взглянула ему в лицо.

- Как жаль, что вы несчастны. Я-то знаю, каково быть несчастным!

- Вы можете мне помочь, маленькая Дафна. Помочь мне забыть.

Он замолчал и положил руки ей на плечи. Не двигаясь, она сказала:

- Наверное, вы хотите забыть миссис Фьорсен?

- Да, словно она умерла! Пусть снова все будет по прежнему, Дафна! Вы повзрослели. Вы теперь женщина, артистка...

Дафна Уинг обернулась к двери.

- Кажется, звонок. Может быть, это мои родители? Они всегда приходят в это время. Ах, как неудобно...

Фьорсен отпрянул к окну, на котором стояли японские деревца, и принялся кусать ногти.

- У матери есть ключ, и бесполезно прятать вас где-нибудь: она всегда осматривает все углы. Но, может быть, это не они? Знаете, я теперь их не боюсь; совсем другое дело, когда живешь самостоятельно.

Она исчезла. Фьорсен услышал резкий женский голос, потом голос мужчины, хриплый и густой, звук поцелуя. Он чувствовал себя, как в западне. Попался! Проклятый бесенок в образе голубки!

Он увидел даму в зеленом шелковом платье со свекольным отливом и приземистого, грузного господина с круглой седеющей бородой, в сером костюме и с маленьким георгином в петлице. За ними стояла Дафна Уинг, разрумянившаяся, с округлившимися глазами. Фьорсен сделал шаг вперед, собираясь без лишних слов скрыться. Господин сказал:

- Познакомь нас, Дэйзи! Я не расслышал... Кажется, мистер Доусон? Как поживаете, сэр? Полагаю, вы один из импрессарио моей дочери? Рад с вами познакомиться. Очень рад.

Фьорсен поклонился. Свиные глазки мистера Уэгга остановились на японских деревцах.

- У нее здесь приятное местечко для работы, спокойное, нешаблонное, я бы сказал. Надеюсь, вы хорошего мнения о ее таланте, сэр? Вам ведь могла попасться и не такая хорошая балерина?

Фьорсен снова поклонился. - Вы можете гордиться ею, - сказал он. - Она восходящая звезда.

Мистер Уэгг откашлялся.

- Гм! - произнес он. - Да! Когда она еще была крошкой, мы видели, что в ней что-то есть. Я проявил большой интерес к ее занятиям. Это не по моей части, но она настойчива, а я люблю таких. Если человек настойчив, это уже половина успеха. Некоторые молодые считают, что жизнь - просто игра. Наверно, в вашей профессии много такой молодежи, сэр?

- Роберт! Его фамилия... совсем не Доусон! - сказала миссис Уэгг.

Наступило молчание. С одной стороны стояла, вытянув шею, эта женщина, похожая на взъерошенную курицу; с другой - Дафна, с вытаращенными глазами, горящими щеками и скрещенными на великолепной груди руками, а между ними широкоплечий седобородый господин с побагровевшим! лицом, злобными глазками и хриплым голосом:

- Так это ты, мерзавец! Ты... проклятый негодяй!

Он шагнул вперед, подняв увесистый кулак. Фьорсен выскочил из комнаты, окатился по лестнице, одним рывком распахнул дверь и выбежал на улицу.

ГЛАВА X

В тот самый вечер, стоя на углу Бэри-стрит, Саммерхэй смотрел вслед Джип, которая быстро шла к дому отца. Исчезла. Он чувствовал, как растет в нем тоска по ней, как все сильнее становится желание, чтобы она всегда была с ним. Ведь ее муж все знает - зачем же медлить? Этот субъект не оставит их в покое. Им надо немедленно уехать за границу, пока все окончательно не выяснится; а потом он найдет какое-нибудь местечко, где они смогут жить, где она будет счастлива и спокойна. Но для этого ему надо привести в порядок собственные дела. Он подумал: "Нельзя делать дело наполовину. Надо рассказать матери. Чем раньше, тем лучше!" Хмурый и задумчивый, он подошел к дому своей тетки на Кэдоган-гарденс, где всегда останавливалась мать, когда приезжала в Лондон.