Мария Романушко - Не под пустым небом

– А меня возьмёшь в свою труппу?

– Ты серьёзно?

– Вполне, – улыбается он.

– Тогда возьму!

– Спасибо.

– Папа! Ты – первый человек, который согласился уехать со мной в кибитке.

– А ты многим предлагала?

– Нет. Никому.

Мы смеёмся.

Оказывается, у нас так много общего! Я действительно дочь своего отца. Я обожаю стук вагонных колёс – и отец мой тоже! Он говорит:

– Я ведь тоже больше всего на свете люблю дорогу. Ехать и ехать… Это ещё одна моя страсть – дорога.

– Господи, ну как же мы с тобой похожи! Ну, точно, папа, мы с тобой – цыгане!

– О кибитке я не думал. Но обожаю поезда! Запах вокзалов, стук вагонных колёс…

– И чтобы луна в окне…

– И чтобы луна в окне… Обожаю ездить в командировки. Для меня это просто наслаждение – ночь в поезде, а потом – новые города… Другие не любят командировки, а я бы и за себя, и за других с удовольствием ездил! В поезде так сладко спится… мысли хорошие в голову приходят… И такое настроение приподнятое всегда! Кажется – жизнь заново начинается, и всё в ней будет замечательно! Не могу долго быть дома. Душа начинает томиться… Просится в дорогу!

Отец говорит:

– Мне многое пришлось в Одессе строить: телебашню, новый аэропорт… Но самое памятное – как реставрировали Оперный! Наш знаменитый на весь мир Одесский оперный театр. Тут две мои страсти соединились: я все эти месяцы жил в театре! Не хотел тратить время на дорогу. Принёс из дому раскладушку, подушку свою любимую, я её во все командировки с собой беру, – и поселился у одной из колонн. Самая лучшая моя командировка! Незабываемое время… Мне после реставрации дирекция театра выдала пригласительный билет. Бессрочный, до конца жизни. На любой спектакль! Могу ходить когда и сколько хочу! Так что я – счастливейший человек, доця! Когда ты приедешь в Одессу, мы тут же сходим в Оперный!

– Обязательно сходим! И ты мне покажешь колонну, у которой стояла твоя раскладушка!

Мы смеёмся…

– Сейчас весна, сейчас в Одессе всё цветёт… Красота невероятная! Но ты знаешь, я не очень люблю весну, – говорит он.

– Я – тоже. Весной у меня часто плохое настроение, как-то тоскливо…

– А у меня сильная аллергия на пыльцу. Так что весенней красотой я не могу в полной мере наслаждаться. Любуюсь ею, но при этом страдаю. И летом то же самое… А зимой в Одессе сырость и ветер, тоже мало приятного, дышать тяжело. Только одно время года моё – это осень. Только осенью прихожу в себя. Осенью в Одессе для меня – рай!

– Стало быть, ты – аллергик?

– К сожалению. В детстве однажды чуть не умер, съев три яйца зараз. Приключился аллергический шок.

– А мы, когда в Вольногорске жили, там вредное производство – постоянные выбросы хлора в воздух. Думала – помру. Я эту хлорку на дух не выношу! Я тоже аллергик – как ты. Мы с тобой во всём похожи, папочка, даже в этом!

И я тогда подумала: если ему весной плохо в Одессе, то сразу после операции ему лучше домой не ехать. А лучше пожить ещё здесь – на взморье, пока не окрепнет.

– Папа, а давай после операции поживём немного на взморье, в Юрмале? Там такой чистейший воздух!… Ты там продышишься хорошенько и окрепнешь.

– Хорошо бы, конечно… Но… это, наверное, большие деньги.

– О деньгах не думай! – уверенно сказала я, хотя и сама ещё не знала, где я их возьму. Мне главное – было услышать его согласие.

– Значит, ты не против?

– Как я могу быть против? Ты у меня такая умница!

– Значит, сбудется моя повесть.

– Какая повесть?

– Я в одиннадцать лет написала повесть. О нас с тобой. Как мы живём вдвоём, и я готовлю разную вкусную еду, и мы разговариваем – обо всём на свете! Вот как сейчас.

– А где эта повесть, доця?

Мне не хотелось его огорчать и признаваться в том, что я её сожгла, чтобы мои домашние её не прочли. Я сказала:

– Она, к сожалению, не сохранилась на бумаге. Но – она сохранилась в моём сердце. И она начинает сбываться!

– Кстати, о вкусной еде. Честно говоря, мне очень надоели эти протёртые больничные супчики и рыбные котлеты, я их терпеть не могу. А ты бы не могла, доця, если, конечно тебе не трудно, нажарить мне картошки? Больше всего из еды люблю жареную картошку!

– Совсем не трудно! С радостью, папочка!

Теперь моё утро начиналось с того, что я жарила отцу картошку. «Соломкой» – как он любил. И он блаженствовал!

– И ничего-то в жизни мне больше не надо! Любимая дочка жарит мне картошку!

– Значит, и ты любишь осень, доця?

– Очень! Моросящие дожди… жёлтые листья…

– Осенью легко дышится…

– Именно в октябре.

– Да, именно в октябре… Ах, как бы я хотел, что бы ты увидела Одессу в октябре!

– Увижу, папочка! Теперь-то уж обязательно увижу!…

– А какую музыку ты любишь? – спрашивает он.

– Разную. Мендельсона люблю, концерт для скрипки с оркестром. Было время – могла его слушать целый день, без перерыва. Баха люблю. Вообще очень люблю орган. Когда прошлым летом слушала орган в Домском соборе – о!… А ещё Высоцкого очень люблю. И «Падает снег» Сальваторе Адамо – «Томбэ лё нэже…» У меня к этой песне какой-то особый прикол. А ты что любишь?

– Баха и Высоцкого тоже, конечно. Но больше всего на свете – «Полонез» Огинского. Не могу наслушаться, не могу насытиться этой музыкой! И больно от неё, и сладко… Моя младшая дочка Эллочка недавно на фортепьяно разучила, так я теперь без конца её прошу: сыграй мне, сыграй «Полонез» Огинского! Даже не могу передать словами, как много мне говорит эта музыка!

– Итак, – говорю я… – что же у нас общего? Аллергия…

– Ну, это не главное!

– Это – не главное, но всё равно общее. Ещё – гиперзастенчивость в юности и страх речи, от которого и ты, и я избавились с помощью сценического искусства, ты – драматического, я – пантомимического. И всё остальное у нас тоже общее! Осень, жёлтые листья, дорога, луна в окне, жареная картошка… А ещё я очень люблю лошадей! Запах лошадей… это у меня – с раннего детства… когда мы ещё в Днепропетровске жили, на Философской улице. А неподалёку был цирк…

– На улице Шмидта, – говорит отец. – Рядом с входом в парк Чкалова, где мы часто гуляли с твоей будущей мамой…

– Да, на улице Шмидта. Где меня летними вечерами выгуливали мама или бабушка. И вот, когда мы проходили мимо цирка, я каждый раз останавливалась, как вкопанная! Боже мой, как же там пахло лошадьми!… Мне тогда казалось, что это – самый лучший на свете запах!… У меня и любовь к цирку с этого началась – с запаха лошадей. Я не могла им надышаться, не могла насладиться досыта… у меня кружилась голова… и даже хотелось плакать – от счастья! И от горя, от невозможности соединиться, слиться с этим запахом навсегда…