Мария Романушко - Карантин

Было ясно: мать набавила сыну целый год, чтобы не ложиться с ним в больницу. Что ж, разные бывают обстоятельства. Может, у неё дома ребёнок ещё меньше Юрочки?

Я присела на корточки и погладила его по голове. Соломенные густые волосы были склеенными от грязи и казались пластилиновыми.

Рядом стоял другой мальчик, лет семи, в страшно грязной и рваной рубашке. Татарское личико с узкими тёмными глазами. Стоял и смотрел, как Юрочка ест. “А я – Сергей”, – сказал он. Помолчав, спросил: “А у вас ещё есть такие штуки?” – он показал на сырник в Юрочкиной руке. – “Есть”. – “А вы мне можете дать? А то есть уж очень хочется…”

О, Господи! да тут вокруг сплошь голодные дети! Как же я раньше этого не видела??? Пробегала по коридору с тарелками, или к телефону-автомату – и быстро-быстро обратно. Опасаясь только за то, чтобы не быть сбитой с ног проносящейся мимо ватагой мальчишек… Сидящие большую часть суток взаперти, они иногда вырываются в коридор и носятся, как ураган, как тайфун… (Если сестра и нянечка не очень строгие). Носятся, пока не раздастся зычное: “Па-а пала-ата-ам!!!” (В этих грозных, а порой просто остервенелых криках мне слышится: “ПО КАМЕРАМ!…”)

Нянечки и медсёстры большую часть времени проводят в “сестринской”. Конечно, никому и в голову не приходит поиграть с детьми, почитать им книжку. А они изнывают от скуки, от тоски, от безделья, от сидения взаперти в маленьких обшарпанных боксах. Игрушек мало, у некоторых и вовсе нет, книжек не видно вообще ни у кого. Ни альбомов, ни раскрасок, ни карандашей… Изменить тут что-либо не в моих силах и возможностях. В инфекционной больнице свои жёсткие правила: собирать детей в группу и читать им книжки – нельзя, заходить в чужие боксы – нельзя, давать другим детям свои игрушки – нельзя.

Но хотя бы подкормить-то их можно! Хотя бы самых голодных!

Ксюня сбегала в нашу палату и принесла Юрочке яблоко, а Серёже сырник. С материнским состраданием смотрела на Юрочку, как жадно он ел.

…Когда вернулись к себе в палату, она была очень задумчивая и даже как будто повзрослевшая. “О чём ты думаешь, Ксюнёк?” Она не ответила. Думала о чём-то, думала…

– Я придумала! Давай отнесём тому мальчику… тому, который в отдельной палате…

– Андрюше Набокову?

– Да! Давай ему отнесём игрушек!

– Давай.

– Я уже придумала, что. Вот этот лабиринт, например. Мне его не жалко. И карандашей. И вот этот лабиринтик, маленький. И раскрасок!

– Давай.

– Только я сама всё соберу, ладно?

И она кинулась собирать, очень одушевлённая своей идеей. Глазки её сверкали.

Мы отправились опять по коридору к Андрюшиному боксу. Нарушая все больничные “нельзя”.

Когда Света вручила ему пакет, он не сразу кинулся его разбирать. Он стоял у стеклянной двери и смотрел на нас. Потом спрятался в угол. Потом выглянул, улыбаясь. Спрятался опять – и вновь выглянуло его улыбающееся сероглазое личико. Он играл с нами!

“Ку-ку, Андрюша! Ку-ку!” Он засмеялся, засмущался, спрятался…

“А он, оказывается, умный!” – сказала удивлённо Клавочка, стоявшая тут же, рядом.

“Конечно, умный. И всё понимает. И когда вы над ним издеваетесь, тоже очень хорошо понимает…”

А вскоре приехал Антончик. Нет, к нам его не пустили, но меня вызвали к нему – к лифту.

– Как ты прошёл сквозь омоновцев, милый?

– Прошёл – и всё! Пока они других не пускали, я прошёл. Так, говори, что вам нужно.

– Сынок, нужна одежда для пятилетнего мальчика.

– ???

Я рассказала ему про Андрюшу.

– Пусть папа позвонит знакомым, может, у кого от ребят что-то осталось. И книжечки какие-нибудь простенькие, с яркими картинками, пусть папа поищет у нас в шкафу.

– Понял. А как Ксюша? Печалится?

– Ксюша радуется! Ей очень нравится кормить и дарить.

– О, это здорово!

А ещё в этот день мы решили устроить Ксюше большое купание. Вместо дневного сна. (На днях я обнаружила в конце дальнего коридора большую ванную комнату. Это был настоящий сюрприз!)

Я надраила ванну, мы натащили туда игрушек, солнышко светило так ярко, так ласково! Золотые клёны качались в окне… Ксюнечка так счастлива была этому купанию – ведь она почти месяц не плескалась в воде! Ванна была большая, просторная, почти маленький бассейн, вода ласковая… Ксюня плавала на спинке, я её поддерживала, она вся расслабилась, разнежилась, сделалась мягенькая, свободная, лёгкая… Солнышко светило на неё, мою нежную девочку… тоненькое тельце, волна каштановых волос, выпуклый умненький лоб, глубокий-глубокий таинственный взгляд…

Она была так счастлива, так нежно и зачарованно улыбалась мне… “Лисичка, Лисичка… как на бухте… Кажется: мы на нашей бухте… А за окном – Иваньковский лес…”

Я низко наклонилась над ней, держа её под спинку, – и она неожиданно… поцеловала меня! Нежно-нежно… Она сама этого не заметила, наверное. А может, и заметила? Нежно-нежно поцеловала меня в щёку – и не испугалась, не закомплексовала, не рассердилась на себя за такую “слабость”, не оделась тут же в панцирь неприступности и отчуждённости. Нет! Она смотрела на меня светло и ласково…

Девочка моя загадочная, она была совершенно свободной, естественной и счастливой в эту минуту.

Значит, это бывает? Значит, это может быть? Значит, она это умеет?…

Вернулись в бокс. Включили обогреватель и магнитофон, слушали любимого нашего Джо Дассена, рисовали, разговаривали, блаженствовали…

Все наши разговоры вращались вокруг Андрюши Набокова и детдомовской тематики. Говорили о том, почему так бывает, что мамы отказываются от своих детей.

– Хорошо, что ты от меня не отказалась, – сказала Ксюша.

– Я ни за что бы в жизни от тебя не отказалась. Я ОЧЕНЬ тебя люблю и ОЧЕНЬ тебя ждала.

Она посмотрела на меня и без слов спросила: “А если бы я была больна, как Андрюша?”

– Даже если бы ты была больна. Впрочем, почему “если”? Вот ты сейчас больна – и я с тобой. Когда ребёнок болеет, ему мама нужна ещё больше, правда?

– Правда! – живо отозвалась Ксюнечка. – Так здорово, что тебя со мной положили!

– Тебе не скучно?

– Не-е-ет!…

– Не грустно?

– Не-е-ет!…

– Ну и слава Богу.

Ксюнечка своим поцелуем сделала меня совершенно счастливой. Она любит меня! Она нуждается в моей любви! Ну, что ж, что она ещё мало умеет это выражать? Даст Бог, со временем научится. С нашей помощью.

“9 октября.

Дорогой папочка!

Говорят, больница оцеплена омоновцами и мы ждём тебя безо всякой надежды…

Но – стараемся не падать духом и не унывать. Хотя мы очень ждали этих выходных и жаждали общения с вами.

Мы вас всех очень любим. И тебя, папочка, и тебя, Антончик. И Анечку. И Мишу. И Сашу. И всех наших родных. И всех наших чудесных друзей. На расстоянии – в разлуке – в карантине – это чувствуется особенно остро.