Мария Романушко - Карантин

Ксюша:

– А я люблю трудиться!

Узнала, что мальчики опять побили Андрюшу Набокова. Говорю в сердцах: “Какие дети жестокие!”

– Но ведь я не такая? – тихонько говорит Ксюша.

Конечно, невозможно забыть первый день карантина. Андрюшу Набокова с “отчекрыжиным” пальцем. И как мы кормили голодных детей…

И день первого снега не забыть. И как все в отделении играли шариками и барашками…

А ещё мы не сможем забыть Женечку.

Надо обо всём подробнее написать сразу по возвращении домой. Потому что всё это страшно важно.

И про наш приручённый мотылёк написать! Как он прилетал к нам из дождя…

Не забудется:

Тот вечер, когда маленькую Анечку положили под капельницу. А потом, задыхающуюся, в судорогах, понесли вниз – в реанимацию…

А меня оставили за старшую в отделении. И я предложила детям всем вместе помолиться за Анечку…

Слава Богу, сейчас Анечка выздоравливает.

“Больше всего будет вспоминаться Юрочка-террорист!” – говорит Ксюша. И нежно улыбается, вспоминая…

– Помнишь, Лисичка? “Яико! Катетку! Молотока!”

– Помню, помню… Интересно, как он там поживает?

Никогда не забуду первое купание. И как Ксюнечка нежно поцеловала меня…

Об этом надо будет написать отдельно.

Об этом надо написать целую КНИГУ!

Вдруг вспомнилось:

“Вот вам жетончик. За вашу доброту”.

26 октября 1994 года, среда, 37-й день в больнице, 17-й день карантина.

Едем домой!!! Проснувшись чуть свет, дописываю дневничок.

Шесть утра, идёт проливной дождь… Первый по-настоящему осенний дождь… Потому что все предыдущие были летними ливнями, из которых выпархивали бабочки!…

Наше последнее больничное утро.

Вчера целый день собирались, складывались. Ксюша упаковала четыре мешка со своим хозяйством. И мы их уже передали вечером Антоше. Но сколько ещё осталось!…

Пять больших папок, набитые нашими рисунками, вырезками, аппликациями, неиспользованным материалом для творчества. Папка, набитая письмами, – о, сколько мы писем здесь получили! От Антона, от папы, от бабушки Лиды, от Анюты и от многих наших друзей, которые посылали нам в наше заточение своё тепло, свою поддержку: Алик Мирзаян, Витя Луферов, Винни-Пух, Наташа Кнорре. Даже от Шпиртов из Америки пришёл факс!

Спасибо всем!

Вчера вечером надули два последних красных шарика, и Ксюша с Димочкой резвились у нас в палате, хотя Ксюша едва держалась на ногах от усталости после целого дня сборов и укладок…

Последнее утро. На столе – засохшие букеты… Когда папа принёс эти жёлтые и вишнёвые хризантемы, я сказала: “Эти цветы ещё будут стоять у нас на столе, когда мы выпишемся”.

Так и случилось.

А какой был Красный Георгин! Как он сиял, когда на него падали лучи утреннего солнца!… Он очень долго радовал нас. Внешние лепестки засыхали, но изнутри раскрывались новые…

И букет белых хризантем не увядал целый месяц…

Просыпается Ксюша, быстро складываемся. Медсестра, наша добрая Галина Павловна, которая купала всех детей и всегда пропускала к нам нашего папочку, принесла Ксюше последнюю таблетку. Глядя на оголившиеся стены, говорит с жалостью: “Так красиво было…”

Прощай, палата номер 16. Здесь мы прожили огромную, очень настоящую жизнь. Домой!!!

А сейчас – утро, 29 октября. Мы, слава Богу, дома. Уже четвёртый день. Сегодня у папочки – день рождения. И я дарю ему эти две тетрадки, чтобы он тоже прожил с нами эту жизнь подробнее.

С днём рождения, Гавр! Мы вышли из карантина. Я тебя люблю!

31 октября, понедельник. Неужели мы – ДОМА?…

Сегодня была первая Настоящая Большая Метель! Не снег – а метель! Пушистые хлопья сыпались с неба часа два… И мы, по нашей речвокской традиции, не унывали, а праздновали. Ксюша вышла на лоджию с дудочкой, ловила хлопья ладошкой…

– А одна снежинка мне ударила прямо по носу! И дальше полетела…

Я вынесла на лоджию, в метель – Красную Розу, галактическую, мы её подарили папе на день рождения. Наигрывала на гитаре и напевала песенку, которую мы сочинили когда-то с Ксюшей:

А Ксюша подыгрывала на своей дудочке… И было тепло и ласково, как всегда в Праздник Первой Метели… Хорошо, что мы дома!

Устроили в Новом домике выставку Ксюшиных больничных рисунков. Впечатляет!

Кстати, к нашей выписке папа с Антошей сделали Ксюше потрясающий подарок (то, о чём она давно мечтала): установили в Новом домике спорткомплекс! И лесенки тут, и канат, и перекладины, и кольца… Только не бумажные, как в Ксюшином сне, – а НАСТОЯЩИЕ!

Нас с Ксюшей мучают сны про больницу. Можно сказать, что каждую ночь мы проводим в больнице.

Ксюша стонет по ночам, мечется, ей снятся врачи с лопаточками, которые лезут к ней в горло, и медсёстры со шприцами… Каждую ночь она приходит ко мне, и я крепко обнимаю её, прижимаю к себе, шепчу ласковые слова на ушко, разгоняя кошмары…

Но наяву она вспоминает о больнице только хорошее и без конца просит рассказать: то об одном, то о другом больничном событии. Особенно она любит вспоминать о Женечке. Когда из Ксюши выветрится дифтерийная палочка, мы тут же поедем к Женечке в санаторий…

Был февраль, вечер. Мы шли по заснеженной дороге через тёмный лес. Я, Гавр и Ксюша. С неба сыпался тёплый пушистый снег, белыми бабочками роился в свете фонарей… Огромные мохнатые тени от снежинок плясали на белой дороге…

Мы шли через лес к станции, радостно переговариваясь и со смехом гоняясь за снежными махаонами… Шли, то и дело оглядываясь на старое двухэтажное здание из красного кирпича с широкими, ярко освещёнными окнами… Мы знали, что там – у одного из окон – приплюснув нос к стеклу, стоит девочка и старается разглядеть нас на белой дороге…

Эта девочка – Женечка.

Она знает: мы уходим, чтобы прийти опять.

И мы это тоже знаем…

Октябрь 1994, октябрь 1996