Мария Романушко - Карантин

5 утра. Стоны под нами стихли… Уснул – или?… Помилуй, Господи, этого несчастного. Может, я для того и проснулась, чтобы помолиться о нём? Может, он одинок и помолиться о нём больше некому?

Нет, это не так! За нас всегда молятся светлые силы, они всегда рядом. На одной человеческой молитве мир не удержался бы…

…Пять утра, без конца укрываю Ксюнечку, очень досадно мне, что она хлюпает носом. Но в октябре да в больнице не захлюпать?… Тем более, в больнице, в которой производится капитальный ремонт! И потому она в таком состоянии – как после бомбёжки…

Вчера Ксюша сказала: “Давай, когда вернёмся домой, будем заниматься только рукоделием и спортом”.

– А еду готовить?

– Ну, ещё готовить еду, – соглашается Ксюша.

– А путешествовать по нашим любимым местам?

– Ну, ещё путешествовать, – соглашается Ксюша.

– А книжки читать?

– Ну, ещё читать книжки, – соглашается Ксюша.

– А ходить в гости? А в цирк? А на занятия в “Ладогу”?

Она захохотала, мы обнялись и закружились вместе под медитативную музыку…

– А помнишь, как ты была маленькая, и мы с тобой вот так же танцевали: ты у меня на плече?

– Помню.

– Помнишь, как ты любила Марио Ланцо? “Валенсия, Валенсия!…”

– Помню!

Какое счастье, Господи, что и она это помнит!

…Вспоминаю тудности первых больничных дней: как она меня отталкивала от себя. И как я обижалась на это, впадала в отчаянье и устраивала выяснения отношений…

Прости меня, моя хорошая. Ужасно стыдно теперь за все эти нелепые выяснения. Как же я была зациклена на себе! Зациклена на своих переживаниях: любишь – не любишь?… сильно – или не очень?… И не только к тебе с этим приставала, но и к папочке, и к Антоше: любишь – не любишь?

Мне кажется, больница меня от этого вылечила. Не дай Бог заболеть когда-нибудь вновь этой болезнью…

Да и тебя больница расколдовала. Ведь раньше ты ни с кем, кроме своей семьи, не общалась. И не хотела общаться! А теперь…

– Ведь мы отыщем Женечку, правда? – спрашиваешь ты уже в который раз.

– Обязательно отыщем!

Выходит, что не зря мы сюда попали. Не было бы счастья, да несчастье помогло… Господь всякую боль может обернуть во благо человеку. И слава Богу за всё.

25 октября 94, вторник.

Когда проснулась Ксюнечка, я сообщила ей о своём решении уехать прямо завтра. Она это восприняла с ликованием.

…И вот уже четыре часа дня, а мы всё складываемся и складываемся в большом азарте. Сворачиваем нашу экспозицию… Ксюша уже упаковала три больших пакета. С особой тщательностью запаковывался Дом гномов.

– Да… кончается наша больничная жизнь, – философично заметила дочка. – Начинается жизнь домашняя!

Снимаем картинки со стен. Стены постепенно оголяются… Являя нам своё серое убожество.

– Ой-ой! Погоди снимать всё сразу! – вскрикнула Ксюша. – А то страшно становится… Нам же ещё одну ночь здесь ночевать.

И всё-таки мы здесь славно пожили. Спасибо Господу за всё.

Картинки больничной жизни, которые останутся в памяти надолго:

Утренние пробуждения. Дерево в окне, ласково улыбающееся нам каждым листиком…

– Как они качают головами!… – шепчет Ксюша.

Первые дни: пёрышки, трещинки на стене… Она искала образы, искала красоту !

Ксюнечка встала на ножки! Слабенькая, как былинка. Но бодрая духом. Тихонько топает по палате.

– Вышагиваешь?

– Вышагиваю!

“Оказывается, в больнице действительно можно подружиться! Ты была права”, – сказала Ксюша, когда мы вернулись от Димочки к себе в палату.

– Давай подсчитаем, с кем мы тут подружились, – предложила она и стала перечислять: – Дима, Юрочка… Андрюша Набоков, Женечка… И другие две девочки.

– Яна и Олеся.

– Да. Ещё Клавочка, Серёжа…

Я рада, что Серёжку она причислила к друзьям.

Многое, многое запомнится из этой удивительной жизни. А больше всего, как папа, Антон и Анюта приходили к нам. Каждый приход, каждое проникание в чумную больницу (да к тому же в палату!) было подвигом любви. Спасибо вам, милые, родные. Вы нас очень поддерживали. Для Ксюши эти ваши явления были настоящим праздником. Она ликовала, прыгала от радости и кричала: “Ура! ура!!!” Ваши приходы были потрясающей энергетической и эмоциональной подпиткой.

Режим всё ужесточался и ужесточался – а вы всё приходили и приходили! Вырядившись в белые халаты, изображая из себя медиков, забывших пропуска…

Но когда и это не проходило – Антон просто перелезал через забор! В белом халате. Врач, который лезет в больницу через забор! “Ха-ха-ха!” – покатывались мои детки от смеха.

А чего стоит последний Анютин визит с чемоданчиком от фотоувеличителя – как будто она медсестра и идёт брать анализы. Когда Анюта появилась с этим чемоданчиком в палате – Ксюнька так испугалась!… А потом было столько смеха, когда она признала в “медсестре” родную сестру!

Хочется вас всех обнять – каждого в отдельности и всех вместе – крепко-крепко. Если бы вы знали, как мы вас любим! Всех вместе – и каждого в отдельности.

Лабиринтомания… Чуть затихая, она вспыхивала вновь.

Вот и сегодня, в предпоследний день, Ксюня не могла оторваться от новой книжки с лабиринтами (библейскими), пока не прошла все! (“Не все! Половину! Исправь! Пока не прошла по-ло-ви-ну!” – поправляет Ксюша. Она не любит неточностей.)

…Мы, конечно, влюбились в кленовую аллею, как мы влюбляемся во всё, что часть нашей жизни, и Ксюша уже мечтает, как мы будем приезжать сюда – просто так : погулять и повспоминать… Для неё, конечно, месяц в больнице – целая эпоха. Да и для меня тоже. И мы уже грустим, что придётся расставаться с этими обжитыми стенами, с этим Деревом в окне, с этой аллеей…

Надо успеть завершить этот дневничок, доснимать вторую фотоплёнку, доделать черепашку…

Не представляю, как мы это всё увезём: дом гномов, всё наше рукоделие и прочее, и прочее… Сколько же чемоданов нужно??? Мы так обжились здесь, так обросли всем!… Уместится ли всё это в такси, или нужно заказывать грузовик? Смех смехом, но свернуть эту экспозицию будет делом нелёгким.

Скучаю по Клавочке… Вспоминаю, как она влюбилась в Ксюшу. Как прилипала к дверям нашего бокса и смотрела на нашу жизнь. А стоило Ксюше появиться в дверях, – Клавочка шептала с умилением: “Какая хорошенькая!… Русалочка, Русалочка!…”

Этот восхищённый шёпот не давал Ксюше проходу и смущал её. Так что мне даже пришлось сказать однажды: “Ну, хватит, хватит, Клавочка”.

Читаем про Незнайку: “Незнайка не любил трудится”.