Игорь Оськин - У нас была Великая Эпоха

— Слушай, а где ты такие ботинки купил?

Сборку ракет делали в основном по ночам, днем шла отладка. Как-то Колесов остался на ночную смену – понять задержки по сборке. Подозрение подтвердилось – ночью рабочие, оставшись без погонялы, просто не работали. Кое-что и нехотя они сделали по его просьбе. Наутро на совещании он бесстрастно рассказал об этом, главный инженер попенял своим, а его поставил в пример.

В совещаниях участвовал ведущий конструктор Бабакин, в споры не вступавший и односложно отвечавший на вопросы по своей части – конструкции ракеты «Аметист». Это был будущий генеральный конструктор лунной программы.

В одном цехе с ленинградцами отлаживали свою систему люди Королева.

Временами Зайцева подменял Михеев с той же задачей – демпфировать вопросы (это его слоган). Его неиссякаемая энергия однажды спасла Колесова от большой неприятности. Он поехал в отпуск в Полтаву прямо из Москвы, сел в вагон. Вдруг вбегает запыхавшийся Михеев вместе с их сотрудником и вручает ему его документы. Оказывается, Колесов забыл их на подоконнике в парадной на выходе из гостиничной квартиры, проверил и оставил. Михеев узнал про Полтаву, вычислил вокзал, на такси примчался из Химок и побежал по всем вагонам.

С юга в Москву пришла радостная весть: ракета попала в цель. Отпраздновали в ресторане по соседству – в аэропорту Шереметьево. [14]

Складывались хорошие отношения с Михеевым. Дома, в Ленинграде, на очередной праздник Колесов пригласил его, холостяк пришел со своей подругой. Был также Степанов. Компания друзей.

Семейное.Он старательно удовлетворял свои родительские чувства: менял пеленки (памперсов тогда не было), баюкал, выгуливал на улице, играл, с двухлетнего возраста разыгрывал на полу приключения и театральные сцены, учил читать, плавать и т. п. Всё это было в радость, общение с ребенком лет до семи – просто райское наслаждение. Яркое воспоминание, до слез умиления – балетный танец пятилетнего сына в центральном парке Полтавы. Под музыку паркового радио он самостийно изображал балетные па – руки в стороны, пробежка, поворот, вращение, прыжок, очевидно, воспринятое с телеэкрана. Люди улыбались, родители радовались.

От 3 до 6 лет была большая беда: его ночной лунатизм. Среди ночи он вдруг начинал громко плакать, не просыпаясь, вставал и ходил по квартире. Пытались успокаивать, минут десять он продолжал ходить и плакать, потом ложился и продолжал спать. Ужасно было видеть это, пугала неизвестность – что будет дальше. [15]

Прекрасны детские фразы в возрасте 4–6 лет. В поликлинике сын кричал врачу, взявшему его на укол после травмы:

— Я папе скажу!

На упреки в непослушности и озорстве говорил:

— Ну разве я виноват, что я такой веселенький. [16]

Одна фраза возникла вследствие папиной нервности и глупости. На прогулке днем пятилетний сын расспрашивал, как это люди умирают, папа говорил о болезнях, потом сорвался на больном для него вопросе:

— Все люди умирают, и мы с мамой умрем в старости.

Вечером положили его в постель, ушли на кухню, вдруг плач. Зашел, сын на корточках, головой в подушку, сквозь слезы говорит:

— Почему вы будете умирать, а другие будут жить?

В детстве Колесов очень любил детские ясли и садик. Теперь жизнь внесла свои поправки. Поступил сигнал – заведующая детскими яслями и другие работники сумками выносят продукты, дети голодают. Душераздирающая картина.

Он в гневе пошел к яслям, дождался выхода заведующей. Она уже была известна как очень нехороший человек, а теперь вышла с набитой сумкой. Его намерение было простым – схватить ее за руку с этой сумкой и отвести в милицию. Постояли, поговорили. Не хватило духу и хватило ума – отопрется, купила, мол, в магазине. Ушел. И пошел жаловаться районному начальству:

— Спасите детей, писать не могу, считайте жалобу анонимной, чтобы не отозвалось на ребенке.

— Да, у нас есть и другие претензии, — ответила инспекторша.

Подействовало или нет, но через некоторое время заведующую перевели в поликлинику участковой медсестрой.

Сын болел мало, маме приходилось работать без бюллетеней. Его хорошо воспитывали в детском саду – как-то он предложил поставить дома у стены маленький столик, над ним повесить флажки и портрет дедушки Ленина.

Иногда и маленькое происшествие может навеять большую философию. Пятилетний сын играл во дворе, его грубо толкнул ровесник – грязный, злобный, жестокий. Сын заплакал и отбежал. Папа не стал пенять злому отродью – бесполезно. Острая боль в душе: «Ведь это я отправил в этот мир милого, славного, ангельского человечка – не на растерзание ли вот таким выродкам…»

Начиная с семилетнего возраста папа и сын постепенно отдалялись друг от друга. Меньше общались – теперь он играл со сверстниками, сам читал, сам смотрел телевизор. В первом классе он оставался на продленном дне. Учился средне, а зачастую плохо. Казалось бы, отличное поприще для полезного общения, однако его попытки помочь сыну в учебе оказались неудачными. С изумлением обнаружил: сын плохо воспринимает несложные школьные истины. Как ни настраивал себя на терпеливое разъяснение – по несколько раз одно и то же, не выдерживал, раздражался и срывался.

Тяжкое воспоминание о рыбалке – надумал хорошее совместное занятие с восьмилетним сыном, на озере раздражался на каждом шагу, потом каялся всю жизнь. Общение сужалось – папа уже боялся самого себя.

Интеллигентский стандарт – сына пытались обучать музыке, купили пианино. Нашли учителя, музыканта военного оркестра, серьезного и занудливого. Несколько месяцев шла учеба, потом заглохла.

Как-то наткнулся на интересное суждение: надо не учить играть на музыкальных инструментах, а учить слушать музыку. Это правильно, но этого они не делали. Телевизор вытеснял все остальное. К тому же влияние товарищей и подруг оказалось сильнее родительского примера. В отличие от них дети остались в стороне от классики. Большая потеря – для них, сами себя лишили богатейшего источника наслаждений.

Специалисты говорят: не пытайтесь воспитывать ребенка, усаживая его перед собой и уговаривая делать хорошо и не делать плохо. Надо воспитывать примером собственной жизни. Он послушался, в итоге общения стало еще меньше. Вспомнил, как он сам тоже рано отдалился от матери. Оправдывался разницей интересов.

Сын учился в обычной городской школе, недалеко от дома. Менялась страна, менялась и школа. Росла рождаемость, за которой не поспевало строительство школ. Число учеников в классе довели до 50! Ужас, возмущался он, при нем нормой было 30.

Классная воспитательница Гайя Сергеевна – суровый человек, неподвижный жесткий взгляд, сухая речь. С ней трудно разговаривать, тем более о неуспевающем сыне, папа и мама перестали с ней общаться.