Игорь Оськин - У нас была Великая Эпоха

Не лучше и завуч школы: поставила сына и его товарища в учительском кабинете на 6 часов (!?) за беготню на перемене.

Папа Колесов кипел от негодования, при всей его склонности к послушанию он бы взбунтовался. Впрочем, в его школьной жизни просто не было таких телесных наказаний.

Не было и такого, как два будущих бандита, одна наркоманка. [17]

Всё это он внес в общую копилку отдельных недостатков советской системы.

Сын – самый дорогой человек для ленинградской бабушки. Каждое лето она с ним в деревне. В отпуск ездили в Полтаву, к другой бабушке. Жара, речка, фрукты. Ездили на юг, в Гурзуф. Рядовая жизнь рядовой советской семьи.

Семейная жизнь шла своим чередом. Ссоры и примирения через три, четыре, шесть месяцев. Наверно, можно было бы и не ссориться – при одном условии: если и не жить вместе.

Ему было 30 лет, когда они поссорились вечером 8 марта. Он тут же ушел, уезжал в командировку в Москву. Вышел на улицу, подумал – перебор, все-таки женский праздник. Вернулся. Ба, в комнате сидит парень с верхнего этажа, верхний свет выключен, уютное бра. Малютка-сын был у бабушки. По инерции произнес заготовку с извинением, вышел на площадку, вернулся:

— Я прошу вас покинуть квартиру.

— Да нет, вы напрасно так думаете, ничего такого нет, — говорил парень.

Парень вышел, он уехал. В Москве он получил письмо от доброжелательницы (мир не без добрых соседей), в котором осуждалось недостойное поведение жены. В тот же день он выехал из Москвы дневным поездом.

«Чего это меня трясет? Я же не ревнив – если бы она напрямую сказала мне, я бы расстался не медля, без объяснений. Гордыня-с. Да и тяжела ты, семейная жизнь. Но так!..»

По приезду расположился на наблюдательном пункте, в парадной соседнего дома напротив окон квартиры. Сына опять не было. Жена одна. Вошел поздно вечером. Она поняла, позже сказала:

— Что ж делать, раз провинилась.

Еще позже мать сказала ему:

— Надо простить, мало ли что бывает, оступился человек.

Он промолчал, ответил только в мыслях: «Пошла ты на хрен. Твою моральная всеядность помню с детства, тебя беспокоит только внук».

Жена попросила:

— Я прошу тебя – никогда не вспоминай об этом случае.

Он обещал.

«Но из памяти не вытравишь. Почему стерпел? А потому что, верую в свое третье понятие – закон энтропии, неопределенности. Нет возможности измерить информацию. Остается прибегнуть к презумпции доказательности – невиновности. Не пойман, не вор. И – убедить в этом самого себя».

Перечитывая в третий-четвертый раз «Крейцерову сонату», обнаружил интереснейшую вещь: между ним и Позднышевым разница всего в два часа. Тот застал жену с мужчиной в полночь, притом они просто кушали в столовой, везде горел свет, по дому ходила прислуга. И он убил жену, а присяжные его оправдали. Какой ужас! Он застал в 10 часов вечера и ничего…

Идейное.Он продолжал восхищаться Хрущевым, который реабилитировал советскую идеологию. Ее отдельные недостатки возникли из-за ошибок товарища Сталина, теперь они устранены. Хрущев вынес тело Сталина из мавзолея. Интеллигенция низвела Сталина до уровня преступного тирана и требовала восстановления ленинских норм жизни. Статьи, мемуары, романы, пьесы обличали сталинизм. В гимне и песнях изымали имя Сталина, сочиняли песни о Ленине.

Колесову нравилась энергия Хрущева, его прямое общение с народом, речи без бумажки по телевидению, ботинок в ООН и т. п. Крутые решения: по совнархозам, по сельскохозяйственным партийным органам.

Выйдя из армии на свободу, Колесов решил вступить в партию. Для него не было вопроса, почему надо вступать. Был вопрос: почему не надо вступать. Партия – передовой отряд. Почему он должен быть сзади? «Партия это мильёнов плечи, друг к другу прижатые туго». И он тоже хочет быть вместе с друзьями-товарищами. Так он и написал в заявлении: «Хочу быть в передовых рядах строителей коммунизма». Так положено писать, но он писал искренне.

Всегда он хотел быть революционером: так воспитывало государство – на примерах великих революционеров от Степана Разина и Марата до Герцена и Ленина. Говорят, что революционная стихия – это романтика молодости. Хорошо быть молодым, просто лучше не бывает… Вот только в тогдашней размеренной жизни никакой революционной романтики не было, да она и не требовалась. Главный вопрос всякой революции – вопрос о власти – решался буднично и просто: на безальтернативных выборах под партийным руководством.

Выполняя первое партийное поручение – агитатор на выборах, он обошел все квартиры (в то страшное время спокойно открывали двери агитатору блока коммунистов и беспартийных, других блоков не было), вручал агитлистки, спрашивал, придут ли. По сложившейся традиции избиратели предъявляли претензии (кран течет, батареи холодные) и угрожали неявкой. Он всё записывал, передавал председателю комиссии. Кое-что делалось, но что-то было и нереальным. Ко дню выборов осталось примерно пять процентов отказников. А на всех выборах явка всегда была 99,97 %. Обеспокоенный, на следующий день после выборов он позвонил председателю. Тихий мужичок из их института спокойно ответил: 99,97.

— Так что, пришли отказники?

— Нет, они откреплены, им выписали открепительные талоны.

Он смутился и восхитился: как просто обеспечить порядок в системе, ни шагу назад от 99,97. Строгий отбор кандидатов, от каждой твари по паре – рабочих, колхозников, немного интеллигенции, женщин, молодых и так далее по процентным нормам. Уголовники, алкаши, психи отсеяны партийными органами. Процент «за» всегда был 99,97. Не было веских причин сомневаться в кандидатах: наверное, все они хорошие производственники, морально устойчивы, делу партии преданы.

В хрущевскую оттепель в институте даже случилось демократическое происшествие. Ребята из передовой лаборатории Хлыпало выдвинули своего товарища, вместо рекомендованной сверху женщины. На собрании отдела возникла кутерьма: выдвинутый товарищ не взял самоотвода – не имею, мол, права отказаться от доверия народа. Рекомендованной женщине задали грозный вопрос:

— Сколько депутатских запросов вы подавали?

Бедная женщина не знала, что это такое. В перерыве начальство обсуждало проблему.

— Надо голосовать за нашего товарища! — воскликнул Колесов как настоящий коммуно-демократ.

Вопрос решился просто: все остальные отделы института проголосовали за женщину, а их предложение до них не дошло. Начальник передовой лаборатории исправил свою ошибку: подбирая хороших инженеров, он не учел их склонности к свободомыслию. Через несколько лет состав лаборатории изменился.

На десятом году своего правления Хрущев повысил цены на мясо. Народу это не понравилось. На ТВ Хрущев теперь долго и бессвязно оправдывался, жалко выглядел.