Игорь Оськин - У нас была Великая Эпоха

— В войну за такие вещи ставили к стенке.

Вечером он шел один по военному городку и переживал. «Происшедшее – случайность, не виноват я. За это лишать меня жизни?…» И в то же время было ясно, что в войну маршал сделал бы именно так. Таков порядок – наказать в острастку другим, если не виновного, то хотя бы причастного. Могильный ветерок, ужас неизбежности – мелькнуло и прошло. Осталось только гордиться быстрой реакцией – ударом ноги по аккумулятору.

Его вообще никак не наказали. Гауптвахта – слишком мягко. Депремировать – в армии нет премий. Начальству выгоднее было замолчать само событие – маршал знает, указаний не дал…

Когда же на коллективном выезде на речку утонул подвыпивший капитан, дело кончилось снятием с должности командира части. Утопленника не замолчишь, о принятых мерах доложили по команде. Естественно, в работе командира части обнаружились и другие упущения.

Министром обороны был маршал Жуков. Отмечая излишнюю тучность генералов и офицеров, он ввел еженедельные спортивные занятия – на весь день. Славно поиграли молодые офицеры в футбол и другие игры… Сожалели: зря сняли Жукова, хороший был министр. После него играли только полдня. [2] Министр обороны маршал Жуков был суров, но справедлив. Каждую неделю зачитывались его приказы с неизменной жуковской тройчаткой СПУ – снять, понизить, уволить. Так, например, некий ретивый лейтенант приказал двум солдатам привязать швабру к рукам непослушного третьего и двигать его руками – мыть пол. Жуков уволил из армии лейтенанта, понизил в звании его прямого начальника и снял с должности командира части. Так на практике преодолевалась неопределенность (энтропия) – вину каждого из троих измерить трудно, но оставить без наказания нельзя. Язык жуковских приказов отличался суровостью и краткостью. Один из приказов обязал генералов столоваться вместе с офицерами – быть с народом.

Министерство среднего машиностроения решило создать собственные контрольно-измерительные лаборатории. Одну из них – в полтавской части, для работы по всем украинским атомным объектам.

Колесов попросился в эту лабораторию и был назначен начальником. Решение его было необычным (неординарным). В то время еще не было почина и линии партии о переходе на отстающие участки с понижением зарплаты. Он невольно опередил будущий почин Валентины Гагановой. Зарплата действительно понижалась на двадцать процентов. Наверно, никто из его товарищей не пошел бы на это. Кроме того, он выбывал из престижной атомной команды, где были виды на дальнейший служебный рост.

Один из сослуживцев снял подозрение в бескорыстии (альтруизме): «Хитер Колесов, на гражданку метит» И он был прав – там эта специальность широко распространена.

Итак, он приступил к работе на поприще, основанном Наполеоном Бонапартом. Именно он впервые ввел общегосударственные образцы – эталоны длины, веса и другие, с которыми должны сверяться все обмеривающие и обвешивающие. С тех пор в каждой стране создавались службы контроля точности гирь, весов, мер длины, часов, электроприборов и др. В Союзе в каждом крупном городе имеются контрольно-измерительные лаборатории.

Министерство атомных бомб решило иметь свои собственные лаборатории. Как обычно, срабатывали соображения секретности – как бы враг по набору сдаваемых на проверку вольтметров и амперметров не догадался о наличии на объектах атомных бомб. В результате возникла проблема – лаборатория из четырех человек должна охватить все виды проверок, которыми на гражданке занимается разные специалисты: механики, электрики, радисты и другие. Зато Колесов обрадовался возможности хорошенько разыграться, поработать серыми клеточками. Он самостоятельно изучил техническую литературу, в вузе этих знаний он не получал.

Вскоре министерство направило его и еще троих начальников лабораторий на три месяца в свой главный атомный центр – Арзамас-16, ныне город Саров.

Жизнь окрасилась яркой страницей – он побывал в центре создания атомного оружия. В кабинете начальника центра бывали исторические личности: Берия, Курчатов, Харитон. С двуми последними он мог пересечься в приемной, а первый был уже расстрелян Хрущевым.

Город примерно на сто тысяч жителей находится в центре огороженной лесной зоны. При въезде-выезде – тщательная проверка документов и пропусков. Внутри – обычная городская жизнь – магазины, кинотеатры, театр, заводы, институты и даже хулиганы. Романтический размах…

В местной лаборатории он осваивал свою профессию. Ходил в театр, в кино, на каток. Писал письма. Жена заказала телефонный разговор – по адресу на письме Москва-300. Обиделась, почему не пришел на переговоры. Далеченько было бы топать – поболее трехсот километров.

Строгий режим и величие системы не исключали простейших сбоев. Начальники лабораторий приехали в центр с месячным запасом денег. О дальнейшем никто не позаботился. Им запретили какое-либо общение со своим начальством на местах и в Москве. Деньги кончались. Они пошли к начальнику центра Александрову. Нет, не академик, но тоже историческая личность. Энергичный, волевой, решительный, лет сорока – настоящий советский директор – он, во-первых, принял их (это тоже надо отметить), во-вторых, расспросил об их делах и обещал все решить. Кое-как они прожили еще пару недель, но деньги так и не пришли. Пошли снова. Начальник оправдал свой волевой образ (имидж) — при виде их он разгневался:

— Что вы ходите, я все решил!

— Но мы ничего не получили, — робко сказал Колесов.

Александров осекся, замолчал – система оказалась сильнее его. Деньги пришли через день. Когда они возвращались через Москву, полковник из управления слегка укорил их:

— По таким вопросам не следовало обращаться на такой уровень.

Значит, хороший скандал (раздолбон) устроил Александров и этому полковнику и всему их управлению.

С большим азартом он влез в новую работу. У него была полная самостоятельность. Освоил азы предпринимательства: список нужного, заказ, молчание, кляуза, всё пришло. Так и не понял: помогла кляуза или срок подошел. Вместе с техниками оборудовал лабораторию.

Самое главное – освоил методики проверок и обучил техников. Изобретал способы проверок на имеющемся оборудовании, иногда рисковал, пренебрегая формальными ограничениями, если был уверен по существу способа. Некоторые решения были простые как мычание. Так, например, секундомеры проверяли по радиосигналам точного времени. Кто мог возразить, что нельзя, что такой метод не утвержден? Ведь использовался самый точный эталон.

Только проверки по радиоизмерительной аппаратуре он выполнял сам. Проверка сложная, проводится на местах, нужен особый допуск секретности. Ездил в другие города на автомашине, иногда на самолете.