Игорь Оськин - Блажен, кто смолоду был молод

— А он всегда так приезжает, без предупреждения? Охрана есть какая-нибудь?

— Есть, все в легковых машинах. И в тот раз к нему подъехали машины. Причем он едет в самой плохой машине, где-нибудь в середине, а самая шикарная машина впереди идет.

7 ноября Колесов впервые был на торжественном собрании в академии. Доклад, аплодисменты, письмо товарищу Сталину. Все встают. Ему стало неудобно, в смысле совестно: разве сможет товарищ Сталин прочитать все письма, а если не прочитает, то зачем посылать?

На третьем курсе его выбрали комсоргом группы: учится хорошо, не нарушает дисциплину. Он не напрашивался и не отказывался.

Замполит инструктировал комсоргов:

— Раз в месяц – собрание, два раза – заседание бюро. В протоколах – кто выступал, принятое решение. На собрании должны выступить шесть-семь человек. Главные задачи: работать с отстающими, с нарушителями дисциплины. Особое внимание – проверке конспектов по марксизму-ленинизму.

Тексты решений освоил быстро: укрепить и направить. (Невольно вспоминал анекдот: дед молится: «Господь, укрепи и направь», бабка: «Господь, ты хоть укрепи, а уж направлю я сама».)

Трудно проводить собрания: сразу после учебы все хотят домой – обедать и развлекаться. С выступающими дело плохо: надо их уговорить, найти тему. Говорить-то не о чем. Конкретно, то есть поименно критикуют только командир группы и комсорг. Остальные отделываются общими фразами: призывают, каются, обещают.

На бюро тем более нечего обсуждать. Члены бюро Славка Григорьев и Володька Романов – понимающие ребята, с ними легко договориться: бюро проводим на ходу, потом он, комсорг, оформит бумаги. Проявилась его страсть к сочинительству – вставлял в протоколы развернутые диалоги. Дальше больше: сочинял протоколы бюро, которых не было.

«Так проходила, друзья, юность комсомольская моя…» А что, думал он, нет пищи для кипучей работы: нарушители отсеялись на первых курсах, отстающие выявляются только на экзаменах. Стал прикреплять к ним отличников, сам понимал, что пользы мало.

Оправдание одно: все чувствуют постоянную заботу и внимание, они не забыты. Как в церкви – послушали проповеди, помолились, покаялись и разошлись.

Через полгода состоялась проверка комсомольской работы. Заседали начальник факультета полковник Белов, замполит, командир группы и комсорг. Дали замечания, в целом оценили положительно.

— Ты, Колесов, молодец, — улыбался потом командир группы, — неизвестно, что было на самом деле, но все протоколы у тебя в порядке.

Перед перевыборным собранием он отказался переизбираться. Командир похлопал по плечу – продолжай, всё в порядке. Он отказался категорически, предложил замену: Володю Романова. Он человек серьезный, ответственный, отличник учебы – шел на диплом с отличием и получил его. Пережил ужасы блокады, его отец умер от голода, а он, десятилетний мальчишка, отвез его на саночках на кладбище. Дорожит достигнутым. Колесов сказал ему:

— Володя, получишь строчку в характеристике: принимает активное участие в общественной жизни, работал комсоргом.

Так и прошло.

Комсомольские собрания курса (120 человек) проходили вяло. Интересен был только замполит. Подполковник начинал тихо и медленно, мрачно глядя в зал. Постепенно он разгонялся: увеличивал звук, ускорял темп. К концу речи его громовой голос заполнял весь зал. В заключение – гневные угрозы грешникам (нарушителям). Смысл не запоминался, да это и неважно.

Но одно собрание было бурным: по поводу Дмитриева. Дмитриев – высокий и яснолицый – очень любил выступать. Он страстно и вдохновенно говорил о светлых идеалах служения Отечеству, о моральном долге каждого перед Родиной и т. п. Наверно, он когда-то почувствовал в себе ораторский талант и не мог скрывать его.

Ребята слушали насупясь. Возражений не могло быть, все слова правильные, все считали себя морально устойчивыми. Но сами они так никогда не выступали. В речах Дмитриева им виделось что-то от ябедничества и карьеризма.

В академии работала лаборантка – юная, милая, скромная. Дмитриев соблазнил ее на прелюбодеяние, она забеременела, а он отказался. Возникло персональное дело.

На комсомольском собрании не надо было упрашивать выступить. Ребята рвались на трибуну, кричали с мест. Все требовали исключения из комсомола. Так и решили.

Хотя в служебных характеристиках молодые офицеры значились как «морально устойчивые», но сверхморалистами они не были. У многих – добрачная жизнь со многими. Но на Дмитриеве слилось всё: и его лживая речистость, и моральная нечистоплотность.

А Славка Григорьев даже подрался с Дмитриевым. Хотя сам-то Славка любил показать свое умение обаять любую девицу.

Вышестоящие органы заменили Дмитриеву исключение на строгий выговор: меньше шума в отчетности.

Умер Сталин. Колесов отметил отсутствие всенародного горя. В кругу родных и знакомых равнодушие.

А он был чрезвычайно подавлен. «Вот оно, свершилось… Шаги истории… Кончилась эпоха…»

Вечером гулял по Невскому, вокруг люди жили прежней жизнью: спешили, стояли, смеялись…

Среди курсантов тема не обсуждалась. Только с Григорьевым и Романовым – кто заменит, как-то неожиданно это обрушилось.

— Нет теоретиков, главное – легко в сторону уйти, — говорил Романов.

В академии дежурные речи на собраниях, полковник читает обращение сытым голосом резонера.

В тот же день на своем очередном собрании ругались, смеялись громко, в полную силу. Домой в трамвае ехали группой, Рамазанов, который тоже только что смеялся со всеми, сказал:

— Вот никак не могу поверить, что умер Сталин.

В день похорон на Невском в 12 часов люди собирались около уличных репродукторов, женщины плакали…

В год смерти Сталина Колесову исполнилось 20 лет. И это могло стать еще одной причиной прекращения его идейных шатаний. Идейные шатания начались в руководстве страны. Был расстрелян Берия – как раз за мучавшие Колесова беззакония, а также как враг народа и английский шпион. Впереди ожидались большие перемены.

Он столкнулся с инакомыслием на студенческой вечеринке. Для комсомола нашлось полезное дело: в порядке преодоления раздельного обучения проводить вечера отдыха совместно со студентками женских вузов.

На совместной встрече Нового года в педиатрическом институте среди студенток оказалось несколько парней. Они провозглашали тосты: «Выпьем за девятнадцатый съезд Всесоюзной коммунистической партии большевиков!», «За демократию и социализм!», «За мир во всем мире!». Все смеялись и пили. Шел 1954-й год. Межвременье: уже нет Сталина, но еще нет оттепели. Вместе с Колесовым были его товарищи из старослужащих. Они ласково улыбались и тоже пили. Выходцы из крестьян не чувствовали подвоха в веселых издевках. Колесову самое время было бы примкнуть к инакомыслящим, а он вознегодовал: то, что для него трагедия, для этих – капустник. В их курсантской среде так не шутили: не из страха, а просто такое им было неинтересно. У каждого в характеристике значилось «партии Ленина – Сталина предан». Хотя сами они так не выражались – «предан», но партия и прочее сомнений не вызывали.