Александр Соболев - Ефим Сегал, контуженый сержант

- Вы что-то мне сказали? - откликнулась она, услышав последние слова. - Это не тебе, Коля, это наш сотрудник... погоди минутку! - Надя повернула к Ефиму голову, украшенную двумя косами, уложенными венком, устремила на него безразличный взгляд серо-голубых глаз.

Ефим повторил просьбу.

- Разве я вам мешаю? Вы сейчас ничего не пишете, сидите так, без всякого дела.

- А вы не допускаете, - съязвил Ефим, - что иной раз человек трудится невидимо, то есть думает?

Она чуть смутилась.

- В таком случае извините... Пока, Коля, до вечера, - сказала в трубку. - Передайте, пожалуйста, редактору, - попросила Ефима, - что я пошла по цехам.

Стуча каблуками грубых туфель кустарного производства, она удалилась. Ефим посмотрел ей вслед. Чем-то непонятно приятным повеяло вдруг на него от ее стройной девичьей фигурки, которую не смог испортить даже убогий наряд - плюшевая кургузая жакетка, грубошерстная юбка. Внешне, с первого взгляда, Надя ему не понравилась, совсем не в его вкусе, несмотря на то, что блондинка... и эти ее веснушки-конопушки, и, к тому же, сорока-тараторка! Откуда выкопал Гапченко этот экземпляр? Но наперекор всему, несколько минут назад пахнуло от нее на Ефима будто бы мягким теплом... на мгновение. Но мгновение запомнилось.

Вскоре почти одновременно пришли редактор и остальные сотрудники. Гапченко пригласил всех к себе. Приближалась двадцать восьмая годовщина Октябрьской революции, следовало обсудить содержание праздничного и предпраздничных номеров газеты, составить план, распределить задания.

Гапченко окинул взглядом собравшихся сотрудников.

- Где же наша новенькая, Воронцова? - обратился он к Ефиму. - Ты вроде раньше пришел.

- Она ушла в цех, просила сказать вам.

- Ладно. Передашь ей задание. Кстати, поможешь ей, это твоя секретарская обязанность.

Обсуждали, предлагали, спорили... Планерка затянулась. Ее прервал телефонный звонок.

- Слушаю, — недовольно отозвался Гапченко, - слушаю!.. A-а! Здравствуйте, Иван Сергеевич!.. Да-да! Сейчас иду... С Сегалом? У нас оперативное совещание... Хорошо, отложим. Слушаюсь.

В кабинете Смирновского они увидели кроме него Дубову и секретаря партбюро крутовского цеха. Смирновский показал вошедшим волчий оскал, что означало улыбку. Дубова кольнула рысьими глазами, секретарь цеховой парторганизации, полный, бочковатый, жирно надулся.

- Ну, здравствуйте! - холодно, несмотря на оскал, приветствовал Гапченко и Сегала Смирновский. - Присаживайтесь. Знаете, зачем я вас позвал?

Редактор отрицательно покачал головой.

- Дело важное. Вы знакомы с товарищем Ивановым?

- Знакомы, - в один голос сказали Гапченко и Сегал.

- Нехорошие блины получились с Нагорновым, - оскал мелькнул на мгновение. Ефима покоробило: Смирновский даже не употребил обязательный в таких случаях термин «покойный». - Товарищ Иванов, - продолжал парторг, - сообщил нам, что по цеху Крутова поползли слухи-мухи. Дескать, Михаил Тарасович Нагорнова в могилу свел. Верно я говорю, товарищ Иванов? - Тот молча кивнул. Смирновский снова блеснул волчьим оскалом, пытаясь изобразить улыбку. - Поскольку товарищ Крутов резковат на язык, в цехе слухам верят. Народ волнуется. Слухи-мухи, - Смирновский поиграл желваками, - могут поползти по заводу. И тогда... Понятно?! - Смирновский уперся сверлящими глазами в Гапченко и Сегала. - Коротко говоря, посоветовались мы тут с товарищ Дубовой и решили: приказать редакции поместить в ближайшем номере многотиражки небольшой критический матерьяльчик в адрес товарища Михаила Тарасовича Крутова. (При упоминании Крутова голос Смирновского теплел, сколько мог). Нагорнова не упоминать, ни-ни! И об истории с ним - ни гу-гу! Понятно? - Смирновский обратил оскал к Ефиму. - Поручить написать этот матерьяльчик спецу по уколам и подножкам корреспонденту Сегалу. Под ответственность Гапченко. Действуйте! Пишите, что приказано и как указано. Срочно! Народ надо успокоить, ясно?

... Перед Ефимом возникла дилемма: писать или не писать о хамстве Крутова? Поместить такой материал в газете - значит дать по физиономии и самому Крутову, и присным его. Это, безусловно, момент положительный. С другой стороны, подобный фельетон выгородит руководство завода, парткома и завкома: подлинные причины изгнания Нагорнова с работы и его подозрительно скоропостижной смерти останутся навсегда сокрытыми! Ефим без труда раскусил неуклюжий финт Смирновского, его намерение увести от ответственности преступную кодлу. И Ефим должен стать его пособником?!.. Вот если бы он имел возможность опубликовать фельетон в том виде, в каком считает необходимым!.. Но., «пиши, что тебе приказано и как указано». И он «наступил на горло собственной песне», сочинил в меру спокойный, в меру едкий опус. Гапченко слегка причесал его, скруглил острые углы и, как следовало ожидать, согласовал с Дубовой и Смирновским. После перечисленных манипуляций, в ближайшем номере газеты, правда, на видном месте, появился фельетон под заголовком: «А нельзя ли поделикатнее?» (вместо ударного, который дал Ефим: «Берете круто, товарищ Крутов!»).

Ефим прочел фельетон на полосе и начал ругать себя: зачем согласился подписаться под слащавой полуправдой? Но, поразмыслив, успокоился: такой «сахар» Крутову не сахар - все-таки на миру получил оплеуху! А Смирновский и иже с ним, не будь и фельетона, все равно нашли бы способ унять ропщущих и недовольных. Что недовольные? Ефим отлично знал: поворчат они, поворчат - и притихнут. «Поговорили, пошумели и шабаш!» - навсегда запомнил он слова токаря, программу «действий». Бунта не будет. Не тот народ пошел - укатили сивку крутые горки.

Было около семи вечера. По существу бездомный, Ефим частенько оставался в редакции после работы: побыть одному, подумать, написать что-нибудь для души. Занятый своими мыслями, он не сразу услышал продолжительный звонок в кабинете редактора. Звонил внутренний телефон. Ефим снял трубку.

- Слушаю вас.

- Какого дьявола вы так долго не отвечаете?! — раздалось в трубке. - Что вы там все, оглохли или передохли?!

- Как вы смеете грубить? Что за тон? - мгновенно вскипел Ефим. - Вам отвечает редакция.

В трубке замолкли. Ефим хотел уже положить ее, но вдруг услышал:

- Говорит генерал-майор Мошкаров, директор завода. Мне нужен редактор... Гапченко.

Ефим удивился: директор впервые удостоил редакцию личным звонком.

- Гапченко ушел домой. Кроме меня в редакции никого нет, - вежливо пояснил он, - у телефона Сегал.

- Это еще лучше... Как раз ты мне и нужен... Кто тебе разрешил возводить поклеп на лучшего начальника цеха?! Что за самовольничанье, я тебя спрашиваю?! - Голос директора возвысился до крика, срывался с баса на фальцет, генерал был в ярости. - Кто хозяин завода - я или ты со своим очкариком?! (Директор имел в виду близорукого Гапченко). Кто, отвечай, растуды вашу мать?! Откуда ты такой прыткий явился сюда воду мутить?!