Жорж Сименон - Часовщик из Эвертона

Дейва узнали. Но ему это было безразлично. Газетчики гурьбой подошли к нему.

— Мистер Гэллоуэй?

Он подтвердил.

— Вы виделись утром с сыном?

Дейв почувствовал искушение солгать — до того нестерпимо было признаваться, что он приехал зря.

— Нет, не виделся.

— Вам не разрешили?

Очень хотелось сказать «да», но ведь его ответ опубликуют в газетах, и инспектор ФБР уличит его во лжи.

— Сын отказался повидаться со мной, — признался он, пытаясь улыбнуться, словно речь шла о ребячьей шалости. — Его можно понять...

— Вы полетите вместе с ним?

— Да, тем же самолетом.

— Суд будет в Либерти?

— Так мне сказали час назад.

— Вы нашли адвоката?

— Нет еще. Я найму самого лучшего, деньги у меня есть.

Внезапно Дейву стало стыдно: он понял, как он смешон.

— Вы позволите? — обратились к нему. — Пройдите немного вперед. Так, спасибо.

Фотографы защелкали. И тут из подъехавшей машины вышел. Бен. Его запястье было приковано наручником к запястью полицейского в штатском, тот был совсем еще молод и казался старшим братом Бена. Бен был все в том же бежевом плаще, с непокрытой головой. Следом шла Лилиан Хоукинс в сопровождении крупной женщины в темном английском костюме, который выглядел на ней, как мундир.

Широкие стеклянные двери были распахнуты. Удалось ли Бену, ослепленному вспышками фотографов, издали заметить отца? Газетчики бросились к выходу; толпа, мгновенно поняв, что происходит, тут же расступилась, образовав живой коридор, словно на пути высокопоставленного лица.

Работая локтями, Дейв протиснулся в первый ряд, и когда Бен был уже в нескольких метрах от выхода на посадку, взгляды отца и сына встретились. Бен нахмурился и прошел мимо; чуть погодя он обернулся, но не к Дейву, а к Лилиан, и что-то сказал ей.

Она была бледнее, чем Бен, — несомненно, сказывалась усталость. В дешевеньком пальто поверх ситцевого платья в цветочек, она рядом с надзирательницей казалась больной девочкой.

Бен не сделал ни малейшего движения навстречу отцу, и до Дейва стало доходить, что хотел ему сказать инспектор. Шестнадцати прожитых бок о бок лет, каждодневной близости как не бывало. В глазах сына не отразилось ничего, лицо осталось бесстрастным. Он только нахмурил брови, словно заметил на дороге нечто неприятное. Наверно, бросил своей Лилиан, обернувшись:

— Вон мой старик.

Арестованных уже увели на летное поле, чтобы посадить в самолет раньше остальных пассажиров.

— Он вас видел? — обратился к Дейву один из репортеров.

— Да, кажется...

И добавил:

— Но я не уверен.

Дождавшись своей очереди, он одним из последних поднялся по трапу, и стюардесса указала ему место в хвосте самолета. Бен и Лилиан оказались далеко, в самом начале салона; полицейский сидел слева от Бена, надзирательница — справа от Лилиан; парочку разделял только проход.

Привстав, Дейв мог их увидеть — правда, только затылки, и то если беглецы сидели прямо, не откидываясь назад, но от него не ускользнуло, что они все время смотрят друг на друга. Порой они наклонялись в проход и перебрасывались словами; охрана им не препятствовала. Потом им, как и другим пассажирам, стюардесса предложила чаю с сандвичами, но они отказались.

Неужели они не понимают, в какой переплет попали? Их можно принять за школьников на каникулах, радующихся путешествию в самолете. Дейв заметил, что остальные пассажиры, глядя на них, удивлены не меньше его.

Через полчаса Лилиан начала клевать носом; вскоре она, судя по всему, заснула и проспала чуть ли не до посадки. Бен тихо разговаривал с полицейским, а потом углубился в газету, которую тот ему дал.

Гэллоуэй был уверен: все это сплошное недоразумение. Чужие поступки вечно кажутся нам странными, потому что мы не знаем их настоящих причин. В свое время, когда Дейв женился на Рут, весь цех смотрел на него с изумлением, к которому примешивалась жалость, а он напускал на себя такой же вид, как Бен сейчас, на глазах у зевак.

Он знал, что делает, когда женился на Рут. Он один знал, больше никто. Дейва жалели. Воображали, что Рут обвела его вокруг пальца, что он поддался мимолетному увлечению, и никому в голову не пришло, что он хотел жениться только на такой, как Рут. Может быть, кое-кому казалось, что на него просто нашло затмение?

Он, точно так же как Бен, на людях окружая жену подчеркнутым вниманием, смотрел на всех с вызовом. А когда она была беременна, гордо прогуливался с нею по центру города. Чуть не все его приятели переспали с ней. И все-таки до свадьбы Дейв запретил себе к ней прикасаться. Вопреки ожиданиям это так ее растрогало, что она со слезами благодарила его. Правда, в тот вечер они выпили. Пили они каждый вечер.

Все предсказывали, что он будет с ней несчастлив, а вышло не так. По его настоянию они поселились в новом доме, как большинство молодоженов, купили такую же мебель, такие же безделушки. Его мать не приехала на свадьбу: он известил ее о том, что женился, лишь месяц спустя, да и то вскользь, в конце письма, словно эта новость не заслуживала особого внимания. Весной мать вместе с Масселменом навестила их, и Дейв сразу понял: она удивлена, как никогда в жизни. Неизвестно, чего именно она ожидала, но и Рут, и все их нехитрое хозяйство неприятно поразили ее.

- Ты счастлив? — поинтересовалась она, оставшись наедине с сыном.

В ответ он улыбнулся, но она не поверила этой улыбке. Она никогда не верила Дейву, да и отцу его тоже. Интересно, а Масселмен внушал ей доверие?

— Ну что ж, детки, нам пора.

Пообедать с ними она не захотела. Выйдя на улицу, бросила сыну:

— Желаю удачи!

В душе-то она желала молодым всех бед на свете. Поэтому, когда Рут ушла, Дейв тоже не известил мать и вообще года два не отвечал на ее письма. Впрочем, она не слишком часто писала сыну.

Уж не намекал ли инспектор утром на то, что у Дейва с сыном отношения не лучше? Но ведь есть же разница: Дейв доверял сыну. Бен из того же теста, что он сам; мальчик — настоящий сын своего отца. Сегодня вечером или завтра они встретятся, поговорят, и все разъяснится. Лишь бы только Бен знал, что отец заранее готов понять его. Это ясно сказано в его обращении: «Я с тобой, что бы ни случилось».

Для полной определенности Дейв добавил еще: «Бен, я на тебя не сержусь!» Дело не просто в том, что он не сердится. Смысл этих слов гораздо глубже. Но Бен, по-видимому, не слышал его выступления по радио: во время передачи он как раз был в том иллинойском поселке у мирового судьи.

Неужели Бен сам, несмотря на погоню, остановил ночью машину, сам решил, что они с Лилиан должны принадлежать друг другу? Или так захотела она? Дейв предпочел бы не думать об этом, не ломать себе голову над тем, о чем говорит сейчас его сын с проснувшейся тем временем Лилиан.