Болеслав Прус - Эмансипированные женщины

- Вот видите, как хорошо, что вы у пани Ляттер учились шить, напомнила им Мадзя.

Когда пани Коркович увидела, что Линка с трудом строчит на швейной машине бумазею, она, по собственным ее словам, думала, что упадет замертво. Мадзи в комнате не было, и почтенная дама только провела следствие, затем схватила злосчастную бумазею и, стиснув губы, помчалась в комнату к мужу; Линка бросилась за матерью, решительно требуя, чтобы та не вмешивалась в ее дела.

- Нет, ты только полюбуйся, Петр! - воскликнула дама, бросив супругу на стол бумазею. - Слыханное ли это дело?

Затем они наперебой с дочерью стали рассказывать всю историю оборванной девочки: как она кашляла и как девочки оказали ей помощь. При этом Линка напирала на то, что девочка бедна, а пани Коркович на то, что она грязна, что кашель у нее, наверно, заразный, а у Мадзи замашки эмансипированной девицы.

Поняв, в чем дело, пан Коркович погладил пышную бороду и спросил у дочери таким спокойным тоном, что супруга его совсем встревожилась:

- А когда ты девочку рисовала, она не была грязна?

- Как чумичка была, папочка! - ответила Линка.

- И не кашляла?

- О, гораздо сильней, чем сейчас!

- Ступай, Линка, - сказал отец все с тем же возмутительным спокойствием в голосе, - ступай и поцелуй ручки панне Магдалене за то, что она побудила вас сделать доброе дело.

- Но, Петр, это немыслимо! - воскликнула супруга. - Я этого не допущу!

- Тоня, - ответил супруг, когда Линка вышла из комнаты, - Тоня, не сходи с ума! Ведь только сегодня я увидел, что у моих дочерей есть сердце. Бог послал нам панну Бжескую...

- Знаю, знаю, - прервала его супруга. - Тебе нравится все, что делает эта панна Бжеская! И если бы я сегодня умерла...

- Опомнись, Тоня. Если ты хвалишь Сольскую за то, что она прислала тебе тысячу рублей на больницу, то не кори же собственных детей за то, что они одевают сиротку.

- Но они сами шьют для нее!

- Английские принцессы тоже сами шьют одежду для бедных детей, возразил муж.

- Вот только верно ли это? - невольно сорвалось у супруги, которая почувствовала, что гнев ее быстро остывает.

Спустя час она похвалила дочерей за то, что они занялись девочкой, и выразила благодарность Мадзе. Однако в душе она решила при первом же удобном случае указать эмансипированной гувернантке на ее новшества, которые сеют рознь в самых почтенных семействах.

Самое важное событие в семейных отношениях произошло через полтора месяца после появления в доме Мадзи.

Это было за обедом. Во время короткого перерыва между бифштексом и цыплятами с огуречным салатом Линка сердито сказала лакею:

- Убери эту тарелку.

- Она чистая, барышня, - ответил Ян, осмотрев тарелку и ставя ее снова на место.

- Болван! Убери, раз я велела! - крикнула Линка, которая после спора со Стасей по поводу того, выше пан Зацеральский Лессера или только равен ему, была очень сердита.

- Раз барышня сказала, значит, так и должно быть, - отчеканила пани Коркович.

Лакей убрал тарелку и подал другую, затем обнес всех цыплятами с салатом и, наконец, вышел в кухню.

Тогда Мадзя наклонилась к Линке и, обняв ее рукой за шею, шепнула:

- В другой раз ты не ответишь так Яну, не правда ли?

Эти невинные слова произвели за столом ошеломляющее впечатление. Стася еще выше подняла брови; пан Бронислав вынул изо рта вилку, которой ковырял в зубах; пан Коркович побагровел и так нагнулся над тарелкой, что выпачкал бороду в остатках салата. Линка часто-часто задышала, залилась слезами и выбежала из столовой.

- Приходи к третьему, крем будет! - с искренним сочувствием крикнул пан Бронислав.

- Великолепно! - буркнул отец.

Пани Коркович остолбенела. Однако дама она была необыкновенно сообразительная и, мгновенно оценив обстановку, торжественно сказала Стасе:

- В аристократических домах барышни обращаются с прислугой с изысканной вежливостью.

Пан Коркович с таким видом хлопнул себя по жирному затылку, точно хотел сказать жене, что слова эти сказаны вовсе не к месту. Супруга хоть и сохраняла свой обычный апломб, однако втайне тоже была смущена. Она чувствовала, что с этой минуты отношение детей к прислуге изменится, причем благодаря Мадзе, а не ее нравоучениям. С горечью вспомнила она о том, что Ян и прислуживает Мадзе охотней, и разговаривает с нею веселей, чем с барышнями, а за обедом старается подсунуть гувернантке кусочек получше, хотя Мадзя и не берет его.

"Вижу, ты не девушка, а Бисмарк! - думала пани Коркович, накладывая отсутствующей Линке двойную порцию крема. - А с другой стороны, сколько лет уже я прошу Пётруся, чтобы он не ругал прислугу. И девочкам я давно уже собиралась сказать, чтобы с людьми низшего сословия они были повежливей. Вот она меня и предупредила! Посчитаемся мы как-нибудь, барышня, с вами, непременно посчитаемся!"

После обеда пани Коркович холодно поблагодарила гувернантку за компанию и велела Стасе отнести Линке крем. Зато пан Коркович, поблагодарив Мадзю, задержал ее руку и странно посмотрел ей в глаза. Когда Мадзя вышла, супруга сказала ему с раздражением:

- Я уж думала, ты полезешь целоваться с нею.

Пан Коркович покачал головой.

- Знаешь, - сказал он супруге, - я и в самом деле хотел поцеловать ей руку.

- В таких случаях, папа, я могу заменять вас, - вмешался пан Бронислав, отворачиваясь от окна.

- Лучше бы ты, мой милый, заменял меня в конторе, - ответил отец.

- Однако признайся, Бронек за последний месяц изменился к лучшему, заговорила супруга. - Он почти совсем не выходит из дому и регулярно садится с нами обедать.

- Наверно, хочет выманить у меня сотню-другую. Знаю я его! Меня то в жар бросает, когда я смотрю, как он таскается, то в озноб, когда он начинает исправляться.

- Ты ошибаешься, - возразила мать, - Бронек ничего плохого не сделал, он только поддался на мои уговоры. Я втолковала ему, что неприлично шататься в дурном обществе, что он в гроб вгонит родителей, и - он меня понял.

- Э! - воскликнул отец, - вечно тебе что-то кажется. С девчонками не можешь справиться, а воображаешь, что такой бездельник станет тебя слушать.

- А кто же с ними справляется? Кто руководит их образованием? воскликнула супруга, багровея.

Но пан Коркович, вместо того чтобы ответить жене, обратился к сыну:

- Послушай! ты меня по миру пустишь, дубина! Либо здесь возьмись за работу, чтобы Свитек мог уехать в Корков, либо сам туда отправляйся. Не разорваться же мне, ведь заводы один от другого за тридцать миль! Когда я в Варшаве, что-нибудь не ладится в Коркове, когда я там, здесь завод остается без надзора. А ты шляешься по ресторанам...

- Говорю тебе, он дома сидит, - вмешалась мать.

- Мне нужно, чтобы он не дома отсыпался, - рявкнул отец, - а раза два в день заглянул на завод и посмотрел, что там делается.