Болеслав Прус - Кукла

Вокульский второй раз за этот вечер покраснел, как мальчишка.

"Зачем только я впутался в эту сеть интриг и обмана!" - подумал он, все еще раздраженный словами Охоцкого.

Барон закашлялся и, передохнув, продолжал вполголоса:

- Не подумайте только, будто я ревную... Это было бы с моей стороны низостью... Это не женщина, а ангел, и я в любую минуту готов отдать ей все состояние, всю свою жизнь... Да что жизнь! Я доверил бы ей и свою вечную, небесную жизнь я был бы так же спокоен и так же уверен в своем спасении, как в том, что завтра взойдет солнце... Солнце я могу и не увидеть - боже мой, ведь все мы смертны! - но... Но она не внушает мне никаких опасений, никогда и никаких опасений, честное слово, пан Вокульский! Я и собственным глазам не поверил бы, а не то что чьим-либо подозрениям или намекам... - закончил он громко.

- Но, видите ли, - продолжал он, помолчав, - этот Старский отвратительная личность. Я бы этого никому не сказал, но... вы знаете, как он обращается с женщинами? Думаете, он вздыхает, ухаживает, вымаливает нежное словечко, пожатие руки? Нет, он к ним подходит, как к самкам, и со всей вульгарностью, которая ему так присуща, возбуждает их нервы разговорами, взглядами...

Барон осекся, глаза его налились кровью. Вокульский, молча слушавший его, вдруг проговорил резким тоном:

- Кто знает, милый барон, может быть, Старский и прав. Нам внушали, будто женщины - неземные создания, и мы с ними так и обращаемся. Однако если они прежде всего самки, то мы в их глазах глупцы и простаки, а Старский, само собой, торжествует. Касса достается тому, кто владеет подходящим ключом. Так-то, барон! - закончил он, рассмеявшись.

- И это говорите вы, пан Вокульский?

- Именно! Часто я спрашиваю себя: не слишком ли мы боготворим женщин, не слишком ли серьезно относимся к ним - серьезней и возвышенней, чем к самим себе?

- Панна Эвелина - исключение!.. - воскликнул барок.

- Не отрицаю, что бывают исключения; однако, как знать, может быть, такой вот Старский открыл общее правило?

- Возможно, но это правило не применимо к панне Эвелине, - запальчиво возразил барон. - И если я оберегаю ее... вернее - возражаю против близкого знакомства со Старским, хотя она отлично оберегает себя сама, то лишь затем, чтобы подобный человек не осквернил ее чистых мыслей каким-нибудь словом... Но вы, по-видимому, устали... Простите за несвоевременный визит.

Барон ушел, тихо прикрыв за собой дверь. Вокульский остался один и погрузился в невеселые мысли.

"Что это Охоцкий говорил, будто аргументы панны Изабеллы ему уже набили оскомину? Значит, то, в чем она убеждала меня сегодня, не живой протест оскорбленного чуства, а давно затверженный урок? Значит, ее доводы, ее пыл, даже волнение - это только приемы, с помощью которых благовоспитанные барышни обольщают таких дурачков, как я?

А может быть, просто он влюблен в нее и хочет очернить ее передо мною? Но если и влюблен, зачем же ему чернить ее? Достаточно сказать, а она вольна выбирать... Конечно, у Охоцкого больше шансов, чем у меня; я еще не настолько потерял рассудок, чтобы не понимать этого... Молод, хорош собой, гениален... Ну что ж! Пусть решает: слава - или панна Изабелла...

Впрочем, не все ли мне равно, какой свежести аргументы применяет она в споре? Она не святой дух, чтобы каждый раз выдумывать новые, а я не такая интересная личность, чтобы стоило ради меня заботиться об оригинальности. Пусть говорит, как хочет... Важно то, что к ней-то уж наверное не применимо общее правило насчет женщин... Пани Вонсовская - та прежде всего красивая самка, а панна Изабелла - другое дело...

Не так ли говорил и барон о своей Эвелине?.."

Лампа догорала. Вокульский потушил ее и бросился на кровать.

Следующие два дня шел дождь, и заславские гости не выходили из дому. Охоцкий зарылся в книги и почти не показывался, панну Эвелину мучила мигрень, панна Изабелла и Фелиция читали французские иллюстрированные журналы, остальная же часть общества, во главе с председательшей, засела за вист.

Вокульский заметил, что Вонсовская, против ожидания, не кокетничает с ним, хотя случай представлялся поминутно, а держится совершенно равнодушно. Поразило его и негодование, с которым она вырвала руку у Старского, когда он хотел ее поцеловать, и то, что она запретила ему и впредь повторять такие попытки. Гнев ее был так искренен, что Старский даже растерялся, а барон пришел в отличное настроение, хотя ему не везло в картах.

- Вы и мне не позволите поцеловать вашу ручку, сударыня? - спросил он вскоре после этого инцидента.

- Вам - пожалуйста, - отвечала она, протягивая руку.

Барон приложился к ней, как к реликвии, и торжествующе взглянул на Вокульского; тот подумал, что у его титулованного приятеля, пожалуй, нет оснований особенно радоваться.

Старский был так поглощен картами, что, по-видимому, ничего не заметил.

На третий день небо прояснилось, а на четвертый было уже солнечно и сухо, и панна Фелиция предложила прогуляться в лес за рыжиками.

В этот день председательша приказала пораньше приготовить второй завтрак и попозже - обед. Около половины первого к дому подъехала коляска, и Вонсовская подала команду садиться.

- Едем скорее, жаль терять время... Где твоя шаль, Эвелина? Пусть прислуга садится в бричку и берет с собою лукошки. А теперь, - прибавила она, мельком взглянув на Вокульского, - просим мужчин выбирать себе дам...

Панна Фелиция стала было возражать, но барон тотчас подскочил к невесте, а Старский - к Вонсовской; она прикусила губку и сердито процедила:

- Я думала, у вас уже пропала охота выбирать меня...

И бросила уничтожающий взгляд на Вокульского.

- В таком случае, объединимся с вами, кузина, - предложил панне Изабелле Охоцкий. - Но только вам придется сесть на козлы, потому что я буду править.

- Пани Вонсовская не позволяет, вы нас опрокинете! - закричала панна Фелиция, которой жребий предназначил Вокульского.

- Почему же, пусть правит, пусть опрокидывает... - ответила Вонсовская. - У меня сегодня такое настроение, что, по мне, пусть хоть всем нам ноги переломает. Не завидую тому грибу, который мне попадется в руки!

- Готов быть первым из них, - откликнулся Старский, - коль скоро вы его скушаете...

- Отлично, если вы согласитесь, чтобы сначала вам срезали голову, отвечала вдова.

- Я уже давно хожу без головы.

- А я уже давно заметила это... Но давайте садиться - и едем!

Глава шестая

Леса, развалины и чары

Наконец тронулись в путь.

Барон, по обыкновению, шептался с невестой. Старский напропалую любезничал с Вонсовской, а та, к удивлению Вокульского, принимала его ухаживания довольно благосклонно. Охоцкий правил, однако на этот раз его кучерской пыл несколько умеряло соседство панны Изабеллы, к которой он поминутно оборачивался.