Болеслав Прус - Кукла

- Верно ли, что у баронессы был со Старским роман?

- Ну... уж сразу и роман! Она с ним флиртовала, он был ее... предметом, что ли...

- Предметом? Вот оно что! Итак, если она питала пристрастие к Старскому, зачем вышла за барона?

- Да потому, что он ее на коленях молил... грозился покончить самоубийством...

- Простите, пожалуйста... Разве он молил ее только о том, чтобы она соблаговолила принять его имя и состояние? Может быть, также и о том, чтобы она не питала пристрастия к другим мужчинам?

- А вы, мужчины?.. Что вы себе позволяете до свадьбы и после свадьбы?.. Значит, и женщина...

- Видите ли, сударыня, нам с детства внушают, что мы грубые животные, и единственное, что может очеловечить нас, это любовь к женщине, которая своим благородством, чистотою и верностью удерживает мир от полного озверения. Ну, мы и верим в это благородство, чистоту и так далее, боготворим ее, преклоняемся перед ней...

- И правильно делаете, потому что сами вы куда хуже женщин.

- Мы признаем это и на тысячи ладов твердим, что, хотя мужчина и создает цивилизацию, - только женщина может ее одухотворить и придать ей возвышенный характер... Но если женщины примутся подражать нам в смысле животных проявлений натуры, то чем же они будут нас превосходить? А главное - за что нам боготворить их?

- За любовь.

- Не спорю, прекрасная вещь. Но если пан Старский получает любовь только за прекрасные глаза и усики, то с какой стати кто-то другой должен платить за нее своим именем, состоянием и свободой?

- Я перестаю понимать вас, - сказала Вонсовская. - Признаете вы, что женщина равна мужчине, или нет?

- В конечном счете - равна, в частностях - нет. По уму и трудоспособности средняя женщина стоит ниже мужчины, а нравственностью и чуствами якобы настолько его превосходит, что это уравновешивает создавшееся неравенство. По крайней мере так нам постоянно твердят, мы в это верим и, несмотря на множество проявлений женской неполноценности, ставим их выше себя... Но поскольку баронесса попрала достоинства своего пола, - а что это так, мы все можем засвидетельствовать, - нечего удивляться, что она лишилась и своих привилегий. Муж порвал с нею, как с нечестным компаньоном.

- Да ведь барон - немощный старец!

- Зачем же она вышла за него, зачем слушала его любовные признания?

- Так вы не понимаете, что иногда женщина бывает вынуждена продаться? спросила Вонсовская, меняясь в лице.

- Понимаю, сударыня, потому что... и я когда-то продался, только не ради богатства, а из крайней нужды.

- И что же?

- Прежде всего, жена не обольщалась насчет моей невинности, а я не клялся ей в любви. Мужем я был прескверным, но раз уж продался, то считал своим долгом быть добросовестнейшим приказчиком и преданнейшим слугой. Я ходил с нею в костелы, концерты и театры, развлекал ее гостей и фактически утроил доходы с ее магазина.

- И у вас не было любовниц?

- Нет, сударыня. Я так горько переживал свое рабство, что просто не смел смотреть на других женщин. Итак, согласитесь, что я имею право строго осудить баронессу, которая, продаваясь, знала, что у нее покупают... не рабочую силу.

- Какая гадость! - прошептала Вонсовская, глядя в землю.

- Да, сударыня. Торговать живым товаром чрезвычайно гадко, а еще гаже торговать самим собой. Но верх бесстыдства - заключая подобную сделку, стараться смошенничать. В таких случаях, если поймают с поличным, последствия всегда неприятны для того, кто попадается.

Оба некоторое время молчали. Вонсовская нервничала, Вокульский был мрачен.

- Нет!.. - вдруг воскликнула она. - Я добьюсь-таки от вас последнего слова!

- Насчет чего?

- Насчет разных вопросов, на которые вы дадите мне простой и ясный ответ.

- Что это, экзамен?

- Вроде того.

- Я вас слушаю.

По-видимому, она не решалась начать; наконец пересилила себя и спросила:

- Итак, вы настаиваете на том, что барон имел право бросить и опозорить женщину?

- Которая обманула его? Да, имел.

- Что вы называете обманом?

- То, что она принимала преклонение барона, несмотря на то что Старский был ее предметом, как вы выражаетесь.

Вонсовская закусила губку.

- А у барона не было подобных предметов?

- Наверное, были всякий раз, когда подвертывался случай и приходила охота, - ответил Вокульский. - Но барон не разыгрывал невинности, не называл себя образцом нравственной чистоты и не претендовал по этому поводу на всеобщее уважение... Если бы барон покорил чье-нибудь сердце, уверяя, что никогда не имел любовниц, а в действительности имел их, он тоже был бы обманщиком. Правда, кажется, не это беспокоило его невесту.

Вонсовская усмехнулась.

- Вы просто великолепны... Какая же женщина станет уверять вас, что у нее не было любовников?

- Ах, значит, и у вас были?

- Милостивый государь! - вспыхнула вдова, срываясь с места. Однако тут же сдержалась и холодно произнесла: - Я попрошу вас несколько осмотрительнее выбирать свои аргументы.

- Почему же? Ведь у нас с вами равные права, а я ничуть не обижусь, если вы спросите, сколько у меня было любовниц.

- И не подумаю любопытствовать.

Она принялась ходить по гостиной. Вокульский кипел от гнева, но держал себя в руках.

- Да, признаюсь, - снова заговорила она, - что я не свободна от предрассудков. Но ведь я только женщина, у меня даже мозг легче, как утверждают ваши антропологи; вдобавок надо мной довлеет положение в свете, дурные привычки и многое другое. Однако, если бы я была рассудительным мужчиной, как вы, и верила в прогресс, как вы, я бы сумела освободиться от этих наносных влияний и по крайней мере признать, что рано или поздно женщины должны быть уравнены с мужчинами.

- То есть в смысле вышеупомянутых пристрастий?

- То есть... то есть... - передразнила она. - Об этом-то я и говорю...

- О... зачем же дожидаться сомнительных результатов прогресса? И сейчас уже многие женщины в этом смысле сравнялись с мужчинами. Они образуют весьма влиятельную организацию и именуются кокотками... Но странное дело: пользуясь успехом у мужчин, дамы эти отнюдь не могут похвалиться расположением женщин...

- С вами невозможно разговаривать, пан Вокульский, - пыталась урезонить его вдовушка.

- Невозможно разговаривать насчет равноправия женщин?

У Вонсовской загорелись глаза и кровь прилила к лицу. Она бросилась в кресло и, стукнув рукой по столу, крикнула:

- Хорошо же! Не испугаюсь я вашего цинизма и буду разговаривать даже о кокотках... Знайте же, только самые низкие люди способны сравнивать дам, которые продаются за деньги, с порядочными и благородными женщинами, которые отдаются из любви...

- Продолжая разыгрывать невинность?

- Пусть даже так...

- И, обманывая одного за другим простаков, которые в нее верят...