Болеслав Прус - Кукла

- Что я скажу? - повторил Вокульский. - Клянусь, единственное, чего я хотел бы в эту минуту, - чтобы не сохранилось ни малейшего следа от моего знакомства с панной Ленцкой. И прежде всего - чтобы исчез злополучный камень, который приводит ее в такое умиление...

- Будь это правда, я получила бы прекрасное доказательство мужского постоянства...

- Нет, вы получили бы доказательство чудесного исцеления, взволнованно сказал он. - Боже мой... мне кажется, что кто-то замагнетизировал меня на несколько лет, что два месяца назад меня неосторожно и неумело разбудили, и только сегодня наконец я действительно пришел в себя.

- Вы говорите серьезно?

- Разве вы не видите, как я счастлив? Я обрел самого себя, я снова принадлежу себе... Поверьте мне, это чудо, которого я совершенно не понимаю; я могу сравнить себя сейчас только с человеком, который очнулся от летаргического сна, уже лежа в гробу.

- Чему же вы это приписываете? - спросила она, потупив глаза.

- В первую очередь вам... И еще тому, что я наконец решился ясно высказать перед кем-то мысли, которые уже давно созрели во мне, только смелости не хватало в этом признаться. Панна Изабелла - женщина иной, чуждой мне породы, и только какое-то помрачение ума могло приковать меня к ней.

- И что же вы сделаете после столь интересного открытия?

- Не знаю.

- Может быть, вы уже встретили женщину своей породы?

- Может быть.

- Это, наверное, та... пани Ста... Ста...

- Ставская? Нет. Скорее вы.

Вонсовская поднялась с надменным видом.

- Понимаю, - сказал Вокульский. - Мне следует уйти?

- Как считаете нужным.

- И мы не поедем вместе в деревню?

- О, это уж наверное... Впрочем... я не запрещаю вам приехать туда... У меня, вероятно, будет Белла...

- В таком случае, я не приеду.

- Я не говорю, что она обязательно будет.

- И я застану вас одну?

- Возможно.

- И мы будем беседовать, как сегодня?.. И ездить верхом, как тогда?..

- И между нами действительно начнется война.

- Предупреждаю, я ее выиграю.

- В самом деле? И, может быть, сделаете меня своей рабыней?

- Да. Сначала я докажу вам, что умею властвовать, а потом на коленях вымолю у вас позволения стать вашим рабом...

Вонсовская повернулась и вышла. В дверях она на минутку остановилась и, слегка кивнув, бросила:

- До свидания... в деревне!..

Вокульский ушел от нее словно пьяный. Уже шагая по улице, он пробормотал:

- Ну конечно, я одурел.

Обернувшись, он заметил, что Вонсовская смотрит ему вслед из-за занавески.

"Черт побери! - подумал он. - Не попался ли я снова в историю?"

По дороге домой Вокульский все время раздумывал о происшедшей в нем перемене.

Он словно выкарабкался на свет из бездны, где царили мрак и безумие. Кровь быстрее струилась в его жилах, он глубже дышал, мысли текли с необычайной свободой, он ощущал во всем теле какую-то бодрость, а в сердце невыразимый покой.

Его уже не раздражала сумятица улицы, радовал вид толпы. Небо как будто посинело, дома посветлели, и даже пыль, пронизанная солнечным светом, была прекрасна.

Но всего приятнее было глядеть на молодых женщин, на их гибкие движения, улыбающиеся губы и манящие глаза. Две или три посмотрели ему прямо в лицо, ласково и кокетливо. У Вокульского заколотилось сердце, и словно горячий ток пробежал с головы до ног.

"Прелестны..." - подумал он.

Но тут же вспомнил Вонсовскую и должен был признать, что она красивее всех этих прелестных женщин, а главное - соблазнительнее. Как сложена, какая чудесная линия ноги, а цвет лица, а глаза - бархатистые и искрящиеся, как бриллианты... Он готов был поклясться, что ощущает запах ее кожи, слышит ее нервный смешок, и в голове у него зашумело при одной мысли о прикосновении к ней.

- Вот, должно быть, бешеный темперамент... - прошептал он. - Искусал бы ее...

Образ Вонсовской неотступно преследовал его и дразнил, и вдруг он подумал - не пойти ли к ней опять сегодня вечером?

"Ведь она приглашала меня обедать и ужинать, - убеждал он себя, чуствуя, как в нем закипает кровь. - Выгонит? А к чему бы ей было кокетничать? Что я не противен ей, знаю давно; во мне же она возбуждает желание, а это, ей-богу, многого стоит..."

Мимо него прошла какая-то шатенка с глазами, как фиалки, и детским личиком, и Вокульский с изумлением заметил, что она ему тоже нравится.

В нескольких шагах от своего дома он услышал окрик:

- Эй! Эй! Стах!

Вокульский оглянулся и увидел под навесом кафе доктора Шумана. Бросив недоеденное мороженое, он швырнул на столик серебряную монету и подбежал к Вокульскому.

- Я к тебе, - сказал Шуман, взяв его под руку. - Знаешь, давно уже ты не выглядел таким молодцом. Бьюсь об заклад, ты еще вернешься в Общество и разгонишь этих паршивцев... Ну и лицо!.. Ну и взгляд!.. Наконец-то я узнаю прежнего Стаха!

Они вошли в подъезд, поднялись по лестнице и постучали в квартиру Вокульского.

- А я было испугался, что мне угрожает новая болезнь... - рассмеялся Вокульский. - Хочешь сигару?

- Какая болезнь?

- Представь себе, вот уже час, как на меня неотразимо действуют женщины... Мне просто страшно...

Шуман расхохотался во все горло.

- Вот чудак!.. Вместо того чтобы устроить обед по случаю такой радости, он боится... А что ж, по-твоему, ты был здоров, когда с ума сходил по одной женщине? Ты здоров сейчас, когда тебе нравятся все, и теперь первым делом тебе надо добиваться взаимности той, которая влечет тебя больше других.

- Легко сказать! А если это великосветская дама?

- Тем лучше... тем лучше... Великосветские дамы куда аппетитнее горничных. Женственность очень выигрывает от интеллигентности, а главное от неприступного вида. Какие величавые позы ты увидишь, какие услышишь возвышенные речи... Ах, поверь мне, это в три раза интереснее.

По лицу Вокульского скользнула тень.

- Ого-го! - воскликнул Шуман. - Вот я уже вижу за тобою длинное ухо того святого, на котором Иисус въехал в Иерусалим. Ну, чего тебя передернуло? Обязательно ухаживай за великосветскими дамами, плебеи возбуждают их любопытство.

В передней раздался звонок, и вошел Охоцкий. Взглянув на разгорячившегося доктора, он спросил:

- Я вам не помешал?

- Нет, - ответил Шуман, - вы можете даже помочь. Я как раз советую Стаху лечиться новым романом, только... не идеальным. Хватит с него идеалов...

- А знаете, этот урок и я охотно послушаю, - сказал Охоцкий, закуривая предложенную сигару.

- Вздор! - проворчал Вокульский.

- Ничуть не вздор, - упирался Шуман. - Человек с твоим состоянием может быть совершенно счастлив, ибо для разумного счастья требуется: каждый день есть новые блюда и надевать чистое белье, а каждый квартал переезжать на новое место и менять любовниц.

- Женщин не хватит, - заметил Охоцкий.

- Предоставьте это женщинам, они уж постараются, чтобы их хватило, язвительно возразил доктор. - Ведь той же диеты придерживаются и женщины...