Рауль Мир-Хайдаров - Отец

Дом у Камаловых большой, просторный, и во всем Гюльнафис-апа поддерживает порядок… В зале стоит цветной телевизор, и приемник не просто приемник, а стерео, и магнитофон у девушек с восьмого класса, нынче уже второй, тоже стерео.

Молодежь по праздникам любила собраться в их доме. Девочки для порядка спрашивали разрешения у отца (по совету матери, как думал Ариф-абы), и он никогда не отказывал, а часто даже помогал в хлопотах…

Многих парней Камалов повидал на этих вечеринках, и мало кто пришелся ему по душе, разве что один врач-ординатор, да и тот больше в доме не появлялся, хотя видел его Ариф-абы в поселке еще долго.

Странно, что своих, поселковых, всегда двое-трое, а все больше залетные: практиканты, студенты, ребята городские, — два больших города и слева и справа от Хлебодаровки, при нынешнем транспорте рукой подать.

На эти вечеринки Гюльнафис-апа до блеска убирала дом, выставляла лучшую посуду, а уж какой каурдак [2] Каурдак — жаркое. жарила, какие балиш [3] Балиш — пирог с мясом и рисом. и парамаш [4] Парамаш — маленькие пироги с мясом, с луком, картошкой. пекла, иной раз даже чак-чак [5] Чак-чак — непременное сладкое угощение на свадьбах. к чаю не ленилась приготовить. А стряпуха она была известная, ни одна татарская свадьба без нее не обходилась.

Ариф-абы поначалу шутил, спрашивая, нет ли среди этих длинногривых его будущего зятя, не зря ли стараешься. Но Гюльнафис-апа придавала таким вечеринкам большое значение, всерьез надеялась разглядеть будущих спутников для своих дочерей, и Ариф-абы постепенно перестал шутить на эту тему.

Как-то вечером, когда они ужинали всей семьей, по-соседски заглянул Кирюша Павленко. Между прочим, сын его, Володька, осенью следующего года должен был из армии вернуться, а парень он неплохой и работящий, да и сосед — на глазах вырос.

Гюльнафис-апа тут же подала на стол бутылочку красненького, налили и дочерям. Слово за слово, разговор переключился на свадьбы, столь частые этой весной в Хлебодаровке. Хоть поселок и большой, районный центр, Гюльнафис-апа и девушки были в курсе всех свадеб.

Павленко знал, что его друг Ариф не одобряет стремления жены выдать дочерей непременно за парней городских, лучше всего, конечно, за интеллигентов — и чего только не знают соседи! А может, и тайную корысть какую имел: сын-то, сам говорил, частенько дипломатично спрашивал, как, мол, там дочки дяди Арифа поживают, — так что вступил и Кирюша в разговор о свадьбах.

— Да, соседка, свадеб много — это хорошо. Свадьба — это семья, дети. Больше семей, крепче государство. Но глянь с другого бока, а разводов сколько? Чуть более года назад ты свадьбу Смоловым помогала готовить, да какая свадьба была, полгода помнили. А Надька теперь ведь у отца живет. И парень хоть куда, орел был, вы, бабы, наахаться не могли: какие кудри, чисто цыганские. Он ведь здесь на уборке с частью был, отслужил оставшийся месячишко, заехал и увез молодую жену домой, в Абхазию, все честь честью, все добром было, да климат, видишь, Надьке не подошел: сыро там, влажно. Чихать стала и кашлять, с лица сошла, сохла, в общем, девка, вяла. Пошла к врачу — говорят, тебе, мол, Надюша, сухой климат, степной нужен, то есть наш. Надька в слезы, поедем, мол, Арсен дорогой, к нам, у батьки жить будем. А его родители на дыбы, сын у них один, да и Арсен ни в какую. Так и вернулась Надежда одна, сходила, что называется, замуж.

Вот и получается, как лебедь, рак да щука, каждый в свою сторону тянет… Нет, соседка, правы были в старину, когда говорили: «Хоть за курицу, да на соседнюю улицу».

Да и посуди сама, ты тукмаш [6] Тукмаш — суп-лапша. любишь, а он борщ, он пьет кофе, а ты без чая пропадешь. Или еще вот на пришлых да городских женихов мода пошла: девки наших парней и замечать перестали, думают, если уж парик на голову натянули да туфли на толстенной подошве нацепили, так сразу городскому и пара. Город, он тоже не из одних пряников, прижиться, привыкнуть нелегко. Ну, выйдет, положим, какая за городского, уедет из поселка. На работу час, обратно час, да пуговицами на пальто поди запасись. Там очередь, тут очередь — на «платформах» не набегаешься. И молоко не то, и яйца не те, а масло и не пахнет, о сливках и парном молоке забудь. Тут не так сказала, там не так кашлянула, и белой вороной недолго оказаться, у городских язык тоже острый. Замотаешься так, что того и гляди парик задом наперед наденешь. Да тишины вдруг захочется, намаявшись по квартирам, жилплощадь ведь тоже скоро и за так не дают — вспомнит Хлебода- ровку. И будет умолять мужа, устала, мол, я, уедем к нам, а ему, городскому, не понять, за каприз сочтет, пойдут недовольство да ругань, тут-то и конец может быть семье. Конечно, всяко бывает, бывает и иначе, а только мне кажется, что своего берега держаться нужно, по себе дерево рубить…

Павленко Камаловы уважали, и, видимо, Кирюшины слова что-то изменили в брачной политике Гюльнафис-апа. Да и девушки как будто кое-что уразумели.

Осенью почти каждый день в вечерней тени высоких тополей Ариф-абы видел поджидающего Нафису парня. Его Ариф-абы знал: прошлой зимой он тащил этого молоденького шофера с трассы и клял начальника автобазы, что подсунул развалюху вчерашнему курсанту. Тогда и познакомились — Гарифом его звали.

Гюльнафис-апа до самого Нового года ни слова не сказала мужу, а дочь уже почти полгода с парнем встречалась, и дело, похоже, шло к свадьбе. Только за праздничным столом у Павленко она потихоньку спросила:

— А этот жених как тебе?

— А раньше разве женихи были? Да и Гариф вроде еще не сватался?..

— Тебе только шутки шутковать, вроде и не невесты дочери твои, а все школярки…

— Парень как парень.

Весной свадьбу и сыграли. Жить молодые у Камаловых не стали, Гариф был единственным сыном, и его родители у себя в казенном коттедже отвели им второй этаж. Однако бывали они у Арифа-абы почти каждый день — ходить-то недалеко, с соседней улицы. Вечером, приходя с работы и стягивая мокрые сапоги в прихожей, Ариф-абы слышал за дверью голос зятя и радовался веселому шуму в доме.

Радовался, что они сейчас сядут за стол и поведут с этим щуплым пареньком степенный мужской разговор, и Гюльнафис-апа, довольная и счастливая, будет суетиться между плитой и столом. И потом, в какую бы комнату он ни ушел, всюду он будет слышать голос зятя, сына…

А субботы теперь выходили такими, о каких он когда-то мечтал. Га- риф служил на Севере и толк в банях знал, мунчу тестя сразу оценил.

Ариф-абы по субботам часто работал, и в такие дни ставил грейдер у себя во дворе. Еще издалека, с высоты оранжевой кабины, он видел, подъезжая, вьющийся дымок…

Волнением и радостью обдавало сердце, что теперь их в семье двое мужчин, что к его приходу сын топил баньку…