Ричард Райт - Сын Америки

- Что ж ты, приятель, за своим делом не смотришь? - прохрипел репортер. - Тут золы была целая гора.

- Да, сэр, - шепотом ответил Биггер.

В трубе теперь оглушительно ревело: проход был совершенно чист.

- Эй, малый, закрой дверь! Холод собачий! - крикнул один из репортеров.

Он хотел подойти к двери и выйти и затворить ее за собой. Но он не трогался с места. Репортер сам закрыл дверь, и Биггер почувствовал, как холодный воздух отпустил его влажное тело. Он оглянулся: репортеры с покрасневшими глазами стояли вокруг столика и допивали кофе.

- Что с тобой, приятель? - спросил один.

- Ничего, - ответил Биггер.

Человек с лопатой все еще стоял у котла и всматривался в кучу золы, лежавшей на полу. Чего это он, удивился Биггер. Репортер нагнулся и ткнул в кучу лопатой. _Что он там увидел_? Судорога прошла по телу Биггера. Он хотел скорее броситься к этому человеку, узнать, на что он смотрит; ему вдруг представилось, что это голова Мэри, окровавленная и не тронутая огнем, лежит там перед ним. Репортер выпрямился, но сейчас же опять нагнулся, как будто не решался поверить своим глазам. Биггер подался вперед; легкие его не пропускали воздуха ни внутрь, ни наружу, он сам стал словно огромный котел, лишенный тяги; а страх, который шевелился у него внутри, распирал, душил его, был точно те клубы дыма, которые вырывались из топки.

- Эй... - позвал репортер; в голосе его слышалось сомнение, неуверенность.

- Что такое? - откликнулся один из репортеров за столом.

- Идите сюда! Смотрите! - Голос звучал негромко, напряженно, взволнованно, но, если ему не хватало силы, это с избытком возмещалось его странной выразительностью. Слова были произнесены без дыхания, как будто сами собой скатились с губ.

Репортеры поставили чашки на стол и бросились к куче золы. Биггер, не зная, на что решиться, замер, когда они пробежали мимо него.

- В чем дело?

- Что тут такое?

Биггер тоже подошел на цыпочках и заглянул через плечо стоявшего впереди, он сам не знал, откуда у него взялась сила подойти и взглянуть, просто вдруг он заметил, что идет, а потом - что стоит и смотрит через плечо. Он увидел кучу наваленной как попало золы, и ничего больше. Но что-то там должно быть еще, иначе на что же они тут смотрят?

- В чем дело?

- Вот! Видите!

- Что?

- Смотрите! _Это_...

Репортер, не договорив, снова нагнулся и глубже копнул лопатой. Тогда Биггер увидел, как на поверхность кучи выглянуло несколько мелких осколков белой кости. В то же мгновение его обволокла густая пелена страха. Да, надо было ему самому выгрести золу из топки; но он был слишком взволнован и напуган и сам расставил себе ловушку. Теперь надо уходить, нельзя, чтобы его схватили... Все это молнией сверкало у него в голове, но он не двигался с места, ослабевший и беспомощный.

- Это кости...

- Ну и подумаешь! - сказал один из репортеров. - Тут же всякий мусор сжигают...

- Нет, погодите, дайте _взглянуть_!

- Идите сюда, Турмэн. Вы ведь были на медицинском.

Тот, которого звали Турмэн, вытянул ногу и носком подбросил продолговатый обломок кости: он откатился немного по цементному полу.

- Господи! Это же _человеческая_...

- Смотрите, смотрите! Вот еще что-то...

Один нагнулся, подобрал в золе круглый кусочек металла и поднес его к глазам.

- Серьга...

Стало тихо. Биггер смотрел прямо перед собой, без единой мысли, без единого образа в голове. Только старое чувство вернулось, чувство, не покидавшее его всю жизнь: он черный - и он виноват; белые люди увидели что-то, что послужит уликой против него. Это было старое чувство, опять ставшее упорным и неотступным, старое желание схватить что-нибудь и зажать в руке и швырнуть кому-нибудь в голову. Он знал. Вот они стоят и смотрят на кости Мэри. Отчетливой картины не возникало у него в мозгу, но он понимал, как это все случилось. Не все кости сгорели до конца, и, когда он тряс решетку, осколки провалились вниз, в зольник. Белый человек лопатой расчищал проход воздуху и выгреб их оттуда. И вот теперь они лежат, полузарывшись в мягкую золу, крохотные продолговатые кусочки кости. Ему нельзя больше здесь оставаться. Каждую минуту подозрение может пасть на него. Его задержат; его не выпустят, даже если не будут вполне уверены, что это сделал он. А Джан в тюрьме и обещает представить алиби. Теперь станет известно, что Мэри умерла; ведь видели обломки ее белых костей. Начнут искать убийцу. Репортеры, все еще молча, нагнувшись, шарили в серой куче. Биггер увидел мелькнувшее среди золы лезвие топора. Боже правый! Мир рушился вокруг него. Глаза Биггера быстро скользнули по согнутым спинам: никто на него не смотрит. Красный отблеск огня освещал их лица, в трубе мерно гудело. Да, он успеет уйти! На цыпочках он обошел котел и остановился, прислушиваясь. Репортеры переговаривались испуганным, сдавленным шепотом:

- Это она!

- Господи!

- Но кто же это сделал?

Биггер стал подниматься по лестнице, осторожно, шаг за шагом, рассчитывая, что рев пламени, и голоса, и скрежет лопаты заглушат скрип ступеней под его ногами. На площадке он остановился и перевел дыхание, чувствуя боль в груди, оттого что легкие так долго удерживали воздух. Он прокрался к своей комнате, отворил дверь, вошел и зажег свет. Он подошел к окну, обеими руками уперся в верхнюю раму и поднял ее; холодный воздух, тяжелый от снега, ворвался в комнату. Снизу донеслись приглушенные восклицания, и он почувствовал жар, выжигавший ему внутренности. Он подбежал к двери, запер ее и потом потушил свет. Ощупью он добрался до окна, влез на него, и снова его обдало леденящим дыханием вьюги. Поставив ноги на край нижней рамы, подогнув колени, дрожа от холода, прохватившего его потное тело, он заглянул вниз, пытаясь увидеть землю; но не увидел. Тогда очертя голову он прыгнул и почувствовал, как все его тело сжалось на ледяном ветру. С закрытыми глазами, со стиснутыми кулаками, он летел вниз. Он был в воздухе одно мгновенье, потом, перекувырнувшись, ухнул в снег. Сначала ему показалось, что он упал мягко, но толчок отдался во всем его теле, дошел до головы, и он лежал оглушенный, зарывшись в холодный сугроб. Снег набился ему в рот, уши, глаза, талыми струйками стекал по спине. Руки были мокрые и холодные. Потом вдруг все его мышцы свела судорога, и в то же мгновение он почувствовал теплую влагу в паху. Это была моча. Он не сумел помешать реакции разгоряченного тела на холод снега, облепившего его со всех сторон. Он поднял голову, непрестанно моргая, и огляделся. Он чихнул. Теперь он снова стал самим собой; он забарахтался в снегу, отталкиваясь и отбиваясь от него. Он привстал сначала на одну ногу, потом на обе и вылез из сугроба. Он пошел, попробовал даже бежать, но у него не хватило сил. Он шел по бульвару Дрексель, сам не зная, куда он идет, зная только одно: что ему нужно выбраться из этого квартала белых. Он избегал оживленных улиц, выбирая темные переулки, шел все быстрее и быстрее, внимательно всматриваясь вдаль и только изредка оглядываясь на ходу.