Белькампо - Избранное

Нотариус ван Дален чувствовал себя между Сциллой и Харибдой. С одной стороны, ему грозил вызов в инспекционную палату за отказ от исполнения профессионального долга без уважительной причины, с другой — на какое посмешище он себя выставит, если обстоятельства дела получат огласку! Да и кто поручится, что на него не падет подозрение в торговле женщинами. Как ни смешно попасть под подозрение такого рода и получить повестку из инспекционной палаты, но, на его взгляд, ничего ужаснее с ним не могло произойти.

Однако же согласно ст. 7 закона о регистрации регистрировать завещание в соответствующих инстанциях полагается лишь после смерти завещателя; значит, пока что это дело наружу не выплывет. И сообщать в Главный реестр, на каком материале написано завещание (см. ст. 5 закона о регистрации завещаний), тоже нет надобности. Выходит, что закон, хотя и невольно, рассматривает подобный случай положительно. К тому же одна из статей — ст. 26 «а» — закона о гербовом сборе категорически воспрещает использовать для акта о передаче на хранение собственноручного завещания гербовую бумагу и особо указывает, что гербовый сбор надлежит взимать лишь при вступлении наследника в права наследования.

Так что нотариус тщетно искал в законе зацепку, на основании которой можно было бы отвергнуть просьбу Хейденрейка как абсурдную, к тому же люди, по-видимому, твердо на него рассчитывали, вон уже и сейф стоит у дверей… Нотариус ван Дален сдался.

— Нелегко мне согласиться, но в настоящий момент я не нахожу в законе достаточно веских оснований для того, чтобы отказаться выполнить вашу просьбу, хоть она и кажется мне довольно странной, — сказал он.

Восточная дама, похоже, только этого и ждала, потому что едва он успел произнести последнее слово, как она, гибко выпрямившись, снова заговорила своим удивительно чистым и теплым голосом, отчетливо выговаривая каждое слово:

— Господин нотариус, моему мужу хотелось бы, чтобы вы, читая это завещание, осветили его светом вашей правовой мудрости. Ведь может статься, оно сформулировано не вполне четка Я со своей стороны не возражаю, чтобы с моего тела удалили всякую, даже малейшую, неточность, — добавила она с неописуемой улыбкой, и лишь легкая насмешка в глазах показывала, что она не только прекрасно сознает все совершенство своего тела, но что ее забавляет, какое ошеломляющее впечатление оно производит на окружающих.

Нотариус ван Дален провел рукой по лбу, пытаясь избавиться от легкого головокружения, и, видя, что Хейденрейк согласно кивает, просто сказал:

— Ну хорошо.

— Тогда я отдаюсь на ваш суд.

Одним движением, будто срывая простыню со статуи, сбросила она одежду, и в тот же миг вся нотариальная контора наполнилась сиянием ее волшебной наготы.

Текст завещания был нанесен на верхнюю часть тела во всю его ширину до самого пупка. Женщина стала прямо перед нотариусом, подняла руки, будто бы для того, чтобы они не бросали тени, и сомкнула пальцы на черном узле волос.

Сцена эта здорово смахивала на искушение св. Антония. Но тот хоть имел возможность отвести глаза, а нотариус ван Дален вынужден был водить своим взглядом по интимнейшим округлостям соблазнительного тела. К тому же нотариус ван Дален был человек педантичный, вот почему он с таким пристальным вниманием читал завещание. Ни по какой другой причине! Правда, время от времени он ловил себя на том, что читает между строк. Ведь завещание дышало, жило.

Но стоп, он ведь не в Париже, он на службе, в своей конторе, ему нельзя отвлекаться. Нотариус отбросил прочь все человеческие чувства и сосредоточился на профессиональном изучении завещания. А отблеск роскошной женской плоти лежал на его челе. Так на лице торговца апельсинами сияет отблеск его доверху нагруженной тележки.

В документе было указано некое не очень значительное состояние, затем названа госпожа Хейденрейк как единственная наследница.

— Никаких изменений или дополнений не требуется. Юридических ошибок в завещании нет, воля завещателя выражена совершенно ясно. Некоторые придаточные предложения можно было бы, пожалуй, опустить, кое-что сформулировать менее многословно, но это не так существенно. Впрочем, погодите… На оставшихся в тексте завещания пробелах следует сделать чернилами четкие прочерки, дабы согласно статье двадцать восьмой нотариального законодательства предотвратить возможность в дальнейшем приписок и дописок.

Тут госпожа Хейденрейк громко рассмеялась.

— Господин нотариус, по-моему, вы хотите превратить меня в зебру. Кстати, что такое «пробелы»? Белые места? Но на моем теле белых мест нет. Разве что моя душа, — ханжеским тоном добавила она, обернувшись к мужу.

— О, конечно, в данном случае это предписание неприменимо. Но поймите меня правильно, вы меня немножко… хм… ввели в некоторую растерянность. Все-таки вы представляете собой некую особую, нетривиальную, неаутентичную форму завещания. Давайте, однако, приступим к составлению акта о передаче на хранение. Его надлежит вписать под завещанием. Но не могу же я просто вписать его чернилами!

— Разумеется, господин нотариус, мы захватили с собой необходимые для этого инструменты. Взгляните, вот этим крошечным ножичком в виде стилета надо легонько нацарапать на коже слова. Затем берем специальный порошок, вот он у меня. Ладонью вы наносите на это место тонкий слой порошка, и примерно через десять минут написанное проступает ровно и четко. Способ этот совершенно безвреден. На родине моей жены, среди туземцев, он практикуется повсеместно. Оттуда мы и привезли и порошок и ножичек.

«Итак, акт о передаче на хранение вписывается под завещанием, но где именно, на какой части тела, закон не указывает, — размышлял про себя нотариус. — Не следует ли отсюда, что нашему закону написанные на человеческом теле завещания вообще неизвестны? Не дает ли мне это последней возможности покончить с дурацкой комедией, которую пытаются разыграть у меня в конторе? Но та же статья девятьсот семьдесят девятая гласит, что акт о передаче на хранение должен быть составлен „при участии двух свидетелей“. Не „в присутствии двух свидетелей“, как обычно принято писать в подобных документах, нет, в данном случае свидетели должны участвовать в составлении документа. Не вытекает ли отсюда, что закон в данном исключительном случае подразумевает не элементарную процедуру написания, но более сложную акцию, с которой человек в одиночку не справится. Другими словами, нет ли здесь указания, что одному свидетелю придется держать ногу госпожи Хейденрейк, пока будет производиться татуировка (ведь „под завещанием“ в данном случае может означать только — на подошве ноги), а другому — ее самое, чтобы она не дергалась, даже если будет очень щекотно».