Элигий Ставский - Домой ▪ Все только начинается ▪ Дорога вся белая

Леонид снова показал рукой на крепость.

- Так вот. Вы слушаете? Итак, давным-давно, когда в этих реках жили русалки, а в каждом дереве было дупло, полное меда, и виноград и розы сами собой росли повсюду...

Она кивнула ему с улыбкой:

- Я тоже люблю сказки.

- Нет, почему же?.. Это, может быть, правда... Так вот, в этих краях жил старый барон. Он был очень старый, как пень, на котором вы сидите.

- И, конечно, была борода?

- Да, рыжая. А эти леса тогда просто кишели антилопами. Старый барон грабил на больших дорогах и охотился на этих антилоп. И еще он любил одну молодую пастушку. А пастушка его - нет, потому что она любила красивого пастуха. И потому пастушка не захотела выходить за барона замуж.

- Ну и что же дальше? — Она села удобнее и застыла, сложив руки на коленях.

- Тогда старый барон велел подать ему барабан из ста тридцати антилопьих шкур, ударил в этот барабан, и в глухом лесу, в стороне от всех дорог, выросла крепость из камня. Вот эта крепость, куда он заточил девушку, и бедная пастушка через тридцать три года умерла от тоски. Вот какую историю хранит эта крепость любви и страданий.

- И все?

- А что же еще?

- Нет, все было совсем не так. Какие же это любовь и страдания?! Хотите, я расскажу? Но теперь вы садитесь на пень.

Леонид рассмеялся и сел на ее место.

- Вы все перепутали. Все решительно. Барон заточил в эту крепость не девушку, а юношу. И тогда девушка решила во что бы то ни стало спасти своего любимого, освободить его из темницы. Иначе ей незачем жить. И год, и два, и три она искала этот замок. И нашла. И вот однажды, осенней темной ночью, дождавшись, когда кукушка крикнет тридцать три раза, она прошла тропой, проложенной антилопами к замку, перекинула через стену веревку, свитую из виноградных лоз, и спасла юношу. И была свадьба. И русалки доставали мед из деревьев. И барон, глядя на все это, от злости выдернул по волоску свою бороду и умер. А его барабан из ста тридцати шкур лопнул сам собой. Это было слышно на тысячу верст вокруг, и крепость сама собой рухнула. Вот и вся история о любви и страданиях.

- Да? А почему вы считаете, что все было именно так? — и Леонид снова невольно сравнил ее с Зиной. Встал, и они подошли к самой башне, а потом обошли башню.

- А почему вы приехали именно сюда? Обыкновенно останавливаются в Мукачево. Богатый базар. Ресторан. Всегда кино. Ну и вообще, комфорт.

Она сняла шляпу и накрутила резинку на палец. Лес уже был рядом, перед ними.

- А я так и сделала. Но мне и в Москве этот шум надоел. Села в автобус и поехала куда глаза глядят. По дороге мне сказали, что рядом красивое село. А разве похоже, что мне нужно шикарное? Такая деревня не подходит? — и, тряхнув головой, она пригладила волосы.

- Нет, я просто спросил. — Леонид подумал, что день в самом деле хороший. — Многие не любят ездить сюда, потому что нет базара и река слишком быстрая и холодная.

- А мне как раз и нравится, что такая река, а не болото. Да, вот теперь я жалею, что не послушалась вас. Надо было действительно встать на рассвете, — и в этот момент она заметила, что он думает о чем-то своем, а не слушает ее.

Леонид остановился, повернулся и посмотрел на деревню. К нему вдруг вернулся реальный мир. Он подумал о том, что река все время прибывает. Пожалуй, он даже не помнит, чтобы разлив был такой быстрый. И мост снесет наверняка. Сегодня нельзя было уходить так далеко от реки. Но все же на берегу всегда бывают люди.

Она подошла ближе и, подняв голову, взглянула ему в лицо, стараясь понять, что с ним происходит.

Леонид молчал.

- Или вы что-то вспомнили? — Ей стало как-то не по себе уже от одной этой мысли, что надо возвращаться в деревню, где снова все будет не так и где ее ждет пустая, немая комната.

Земля накалялась все больше. Где-то недалеко за деревьями лениво позванивали колокольчиками коровы. Большой вяз был желтым от солнца, прозрачным, а в какие-то секунды становился белым. Они оба посмотрели на этот вяз. Листья висели безжизненно, как украшение.

- Но если вам нужно возвращаться, мы придем сюда в другой раз.

- Да, — сразу же ответил он, вынул сигареты и закурил. — Тут есть другая дорога, короче. Мы сделали крюк. Даже приличный. И кажется, будет дождь.

На голубом небе не видно было ни одного облака.

Возле вяза они вышли на заросшую, едва заметную тропинку. Отсюда старая крепость казалась черной, сожженной.

Леонид шел первый, вглядываясь в кусты, которые росли вдоль реки. Он и сам не знал, действительно ли эта дорога короче. Кусты над рекой издали казались тонкой темной полоской.

- Если хотите, мы можем пойти в лес даже завтра. — Он пошел быстрее.

Она почувствовала, что он старается быть спокойным. Но его спина, в белой, засученной до локтей рубашке, сделалась чересчур прямой, а шея - длинной. Светло-желтые туфли стали серыми от пыли. И ее туфли теперь тоже стали серыми.

- Да, конечно, можно и завтра.

- А почему вы не расскажете мне про свою крепость? — спросил он, не поворачиваясь.

Тропинка сделалась немного шире и теперь почти не петляла. Значит, так действительно было короче. Звон колокольчиков стал стихать.

- Моя крепость простая. Белая комната, инструменты, большой стол - и все. — Она старалась не отставать от него.

- И больше ничего в вашей крепости?

- Больше?.. Нет.

- А почему именно это ваша крепость? Разве другой нет?

- Другой?..

И она почувствовала, что могла бы рассказать ему все, веря, что он поймет каждое слово. Вот если бы они сели там, в тени, прислонившись к стволу того крепкого вяза, она рассказала бы про то, как жила с матерью без отца. Про свою работу на большом заводе рядом с Москвой. В шестнадцать лет за ней ухаживали даже взрослые, и она рано узнала, что такое рабочий клуб, запах табака и винного перегара, и танцы по субботам, когда платье уже перешито и туфли похожи на новые, и потом парни провожают домой. Все уходят, один остается. И где-нибудь за дровяными сараями или на шаткой скамеечке под изрезанной перочинным ножом березой вдруг открывается, что слова - обман, что все это не то, ненастоящее, и совсем непохоже на жизнь в книгах. Другие умели над этим смеяться. А ей хотелось так, как в книгах: большая работа и вокруг люди, которые знают, чему надо посвятить свою жизнь. И она начала избегать вечеринок по субботам и, еще больше, складчин после получки. Остался цех - широкие окна прямо в лес, громадные станки и тяжелые острые листы латуни, ее фотография у ворот, а потом - немножко свежего воздуха, вечернего и уже холодного, грязная топкая улица с желтыми окнами, тепло от плиты, пар от цинкового корыта, глаза, слипающиеся над книгой, и крепкий, из самовара, чай, пахучий и темный, вдвоем с матерью за квадратным столом под низким матерчатым абажуром.