Элигий Ставский - Домой ▪ Все только начинается ▪ Дорога вся белая

- Да. Мне кажется, можно открыть окно снова.

Леонид толкнул раму, она распахнулась. Запахло мокрой землей.

- Дома прежде начинались как раз вон оттуда, где живет милиционер. И тянулись к магазину и в ту сторону, к церкви. Можно даже подсчитать, сколько было домов. А впрочем, зачем? — Он засмеялся.

- Да, тем более что здесь и река и лес.

- Вот именно. И я сразу же решил, что буду приезжать сюда каждое лето. Кстати, и зимой тут тоже интересно. — Он начал говорить еще громче, точно хотел убедить ее в чем-то. — К Новому году - молодое вино. На горах - снег. Наверное, можно брать лыжи. Вы когда-нибудь видели, как делают вино?

- Нет, но я думаю, что это опасно. — В ее голосе появилась улыбка.

- Опасно? Это в том смысле, что можно увлечься?

- Ну конечно.

Леонид усмехнулся.

- Опасно именно это?

Она засмеялась.

- Опасно увлечься.

Он засмеялся тоже, вытянул ноги, крепко уперся руками в подоконник и повернулся к ней.

И вдруг что-то случилось в мире, который их окружал. Что-то нарушилось. Они оба почувствовали это и прислушались. Потом оба вздохнули. Это растаял и унесся куда-то звон колокола. Они остались в тишине. Дождь прошел совсем. Лениво и тонко поскрипывала калитка, и с больших груш, которые стояли у дома, а ветки тянулись над крышей, падали тяжелые капли. И там, под деревьями, наверное, валялось немало сбитых ветром груш, лопнувших, расплющенных.

Леонид нащупал рукой сигареты, зажег спичку и посмотрел на часы.

- Уже, наверное, поздно... Да, незаметно, незаметно - и набежало. — Он встал.

Она тоже встала. Они оказались очень близко друг от друга в ту минуту, когда на дороге вспыхнул свет, зажглись фонари. В комнате стало светлее, и теперь Леонид отчетливо видел ее лицо, и глаза, и губы. Вдруг зашуршал приемник. Он не был выключен. Что-то в нем загудело, и после этого донеслась хриплая музыка.

Леонид, усмехнувшись, взглянул на приемник, потом снова на часы.

- Да, пойду.

Она кивнула, и когда он уже был у двери, спросила:

- А вы не хотите куда-нибудь поехать?

Леонид не понял. Остановился.

- Куда?

- Не знаю. Куда-нибудь. На один день. Где другие горы.

Леонид посмотрел на нее, раздумывая. Ему было удивительно легко и просто с ней. Просто сказать: «нет», и просто сказать: «да».

Она подошла, за его спиной включила свет и, ожидая, встала у двери.

- Иногда хочется уехать куда-то очень далеко. Сесть и уехать. Даже пусть это будет один день. Но все другое... У вас так не бывает?

И вот только в эту минуту Леонид понял, что есть в этой женщине и чего нет в Зине. Эта женщина заполняет его душу покоем. С ней можно оставаться самим собой, и не нужно никаких лишних слов.

Когда он вышел, толкнув калитку ногой, в лицо ему ударил воздух, наполненный росой. Была ночь: круглые копны деревьев на дороге, синие лужи, черное небо в звездах, дома тоже черные, тихие. Ни звука по всей земле, только хруст песка под ботинками и свежий простор. И все же по каким-то неуловимым приметам уже чувствовалось, что где-то рядом, в полях, которые за рекой, начиналось утро, холодное и огромное.

Когда грузовик подъехал к дому, хозяйка, стоя у калитки, помахала им рукой. Мальчик вышел тоже. Носком ботинка отшвыривал от себя камешки и смотрел на луг. Взмах ноги - шарк, и еще один камень. Потом снова резкий взмах ноги, пока один камень не угодил в стекло кабины.

Леонид постоял раздумывая, затем все же перекинул ногу через борт и, повернувшись, сказал не то мальчику, не то хозяйке:

- Я вернусь к вечеру.

В кузове стояли ящики с большими, налившимися, спелыми помидорами. Они были словно подобранные, круглые, ровные и сочные. И блестели.

- И еще сюда бы мешок соли, — засмеялся Леонид и сразу же стукнул по крыше кабины, чтобы шофер отъезжал.

- Да, пожалуй. — Она улыбнулась, надвинув шляпу на глаза, и села так, точно давно привыкла сидеть рядом с этими ящиками.

Хозяйка смотрела им вслед, а мальчик стоял отвернувшись и раскачивал изгородь так, что горшки на ней прыгали.

Гуси долго не хотели уходить с дороги. Вразвалку, озираясь и гогоча, бежали перед машиной. Наконец дома и ветхий серый крест с распятием, увешанным засохшими цветами, и виноградники на склоне горы остались позади. Грузовик выехал из деревни.

Перед ними открылись новые поля. Утренняя свежесть прошла, и к полудню снова начало палить сухо и резко. Теперь повсюду возле каменоломен встречались брошенные самосвалы, которые казались белыми под этим солнцем. А рабочие сидели подальше от камней, устроившись в тени деревьев, потому что камни обжигали. Пожалуй, только трава в тенистых местах еще сохраняла прохладу. Горы светились. Воздух над ними курился. Лес на горах выглядел горячим и высохшим. В придорожной зелени и вовсе не ощущалось жизни.

А здесь, в этом прыгающем и грохочущем кузове, был ветер, знойный, но сильный, который не позволял устоять на ногах, бил в лицо, расплющивал и разбрасывал их слова, и пытался сдернуть с нее шляпу.

Леонид крикнул:

- И нас тоже сдует.

Она не услышала, наклонилась к нему:

- Что?

- Я говорю: и нас унесет. Нас, говорю, тоже. — Он засмеялся, потому что не услышал своих слов.

Показал ей руками, как надо держать шляпу. И в эту самую секунду шляпу с нее сорвало. Метнувшись за этой желтой вспорхнувшей птицей, Леонид все же схватил ее, накрыл телом, но на повороте сам покатился к ящикам.

Они смеялись оба, и теперь ветер поднял ее волосы и закрыл лицо. И Леонид увидел, что волосы у нее, оказывается, не короткие, а длинные и густые.

Она подала ему руку, чтобы он встал, а другой рукой держалась за борт.

- Но я ничего... — Она не могла откинуть волосы, и это смешило ее.

- Что? — Теперь Леонид взял ее за локоть, а плечом прижал ящики.

- Ничего не вижу. Если они свалятся, что тогда?

- Я думаю, что томатный сок.

- Я тоже.

- Что?

- Я говорю: хорошо... спасибо. — Она все же села в уголок между ящиками.

Леонид устроился рядом и весело поглядывал на дорогу.

Иногда их обгоняли автобусы, ревущие, ослепительно красные, желтые и серебристые. Эти автобусы настигали их неожиданно. Они оставляли после себя копоть и, завывая, уносясь дальше, напоминали о времени, о больших городах, раскинувшихся где-то за горами.

Возможно, уже была половина пути, когда Леонид вдруг заметил чемодан, положенный между ящиками и накрытый парусиной. Он приподнял парусину.

- Ваш?

Она кивнула.

- Да, мои вещи.

- Все?.. Почему? Вы решили уехать совсем? Значит, вам все же не понравилась эта деревня?

Она снова надела шляпу.

- Я еще не знаю. Но мне показалось, что так будет лучше. Не знаю.

- Не слышу.

- Я сказала, что еще не знаю. Может быть...

Равнина кончилась. Из белого марева на них надвигались, вырастая, сине-белые горы.